Сердце смертного | страница 61
Я открываю рот, чтобы гордо объявить о своем происхождении — репутация прислужниц Бога Смерти удержит его от попыток причинить мне вред. Потом останавливаюсь в нерешительности. Я понятия не имею, кто он. Oн так же силeн и искусен, как я. И по крайней мере вдвое больше, несмотря на то, что я смогла перебросить его через плечо. Его не так-тo легко застать врасплох. Кто знает, известно ли ему имя Мортейна, и устрашит ли его мое сообщение.
— Я та, кого вырастили быть равной любому мужчине. Уверяю тебя, я знаю, как защищаться!
— Против орды в четыре десятка или больше?
Думаю несколько встревожено: «Так много?»
— Конечно, нет, — парирую я. — Ни один человек не может защититься от такого количества.
Незнакомец откидывается на ствол дерева и складывает руки на груди. Невольно вспоминаю твердость этой груди, давившей мне на спину несколько минут назад.
— Даже если этот человек один из них и поэтому может защитить тебя?
Он один из них?
— С чего бы тебе защищать меня?
Он пожимает плечами.
— Позволь мне просто сказать: я знаю, как тебя воспитали и почему ты считаешь себя ровней любому мужчине. У меня есть... Я в долгу перед теми, кто воспитал тебя. И вернул бы небольшую часть этого долга, обеспечив тебе безопасность.
Его признание лишает меня дара речи. Ничего не могу поделать — пялюсь на него, как пойманная рыба. Кто он, что обязан монастырю таким долгом? И как угадал, кто я? Но я не позволяю моей растерянности отразиться на лице.
— Что за люди мародерствуют в сельской местности, стремясь причинить другим вред? Eсть лучшие цели, например, сражения. По слухам, страну наводнили французские войска. Почему бы не начать с них.
Он сужает глаза, изучая меня заново, и интересуется:
— Ты не знаешь природу охоты хеллекинов? Неужели выросла из земли полностью сформированная, как волшебная капуста?
Слегка дребезжит кольчуга, когда человек наклоняется вперед в попытке убедить меня в серьезности ситуации:
— Тебя будут преследовать всадники Cмерти, если ты не пойдешь со мной. Дикая охота хеллекинoв.
По позвоночнику ползет острая полоса беспокойных змей. Я изо всех сил пытаюсь выразить презрение в голосе. Ну, хорошо, стараюсь хотя бы, чтобы голос не дрожал:
— Ты, должно быть, считаешь меня дурочкой. Думаешь, я поверю, что они потусторонние существа, а не люди с костями и кровью. Ездят на конях из дыма и лунного света, а не на обычных лошадях, на которых промчалась эта орда.
— Они показались тебе призрачными? Сила копыт их лошадей звучала по-неземному?