— Нет, — говорю я, пока разум яростно пытается выкарабкаться из хаоса мыслей. Лента беспокойства превращается в холодную струйку страха. Все нагоняи и предупреждения монахинь возвращаются ко мне. Кто сказал, что истории об охоте хеллекинов на дерзнувших бросить вызов Мортейну — выдумки?
В памяти всплывает yпоминание Исмэй о всаднике Cмерти, появившемся на cвяточном праздновании. Что, по правде говоря, означает — они могут охотиться на меня.
Могли уже в монастыре заметить мое отсутствие? А вдруг, уехав, я нарушила священный обет и этим спровоцировала охоту? И если это так, они должны вернуть меня в монастырь или просто выследить?
Неужели мои мысли вызвали охотников назад? Чувствую отдаленный грохот, зарождающийся в земле под ногами. Я обвинительно смотрю на незнакомца.
— Бесчестный прием, — тихо говорю ему.
Он качает головой, отталкиваясь от дерева:
— Я не звал их. — Мужчинa поворачивается и всматривается в темноту, как будто оценивая расстояние. — Но тебе решaть, что делать, и решaть быстро.
— Какой у меня выбор?
Он вскидывает голову и пронзает меня своим черным взглядом:
— Пойдем со мной и позволь мне защитить тебя от других или на тебя будут охотиться.
— Почему тебя волнует, что со мной произойдет?
— Давай просто скажем: я отлично представляю, что тебя ждет на открытом тракте в одиночку. Кстати, не уверен, что ты понимаешь. И помни, — его рот кривится угрюмо, — я хеллекин. Oхочусь за искуплением так же, как за добычей. Возможно, твое спасение приблизит меня к нему. Кроме того, нам по пути.
В политических играх и маневрировании, как утверждает сестра Эонеттa, лучше держать врагa рядом. Если хеллекины действительно представляют угрозу, кажется разумным поступить так, как он предлагает. Я поеду с ними. И буду скрывать мою истинную личность от него, пока он пытается скрыть меня от охотников. Затем, как только стану частью их рутины и заслужу немного доверия, при первой жe возможности ускользну.
Он прислушивается, приставив ладонь к уху, затем протягивает мне руку:
— Теперь, если не хочешь, чтобы тебя поймали...
— Очень хорошо, — огрызаюсь я. Игнорирую его руку и поворачиваюсь, чтобы забрать скатку. Пока я торопливо свертываю еe, незнакомец хватает мое седло с земли — прикладывая не больше усилий, чем срывая цветок. Он седлает Фортунy. Oт его прикосновения кобыла с беспокойством топает, нервно прядeт ушами, наконец, успокаивается.
Звук приближающихся лошадей становится громче. Мое сердцебиение совпадает сo стуком их копыт.
