Я едва успеваю натянуть через голову последнюю свежую нательную рубашку, как у двери возникает небольшое движение. Наверно, настоятельница желает возобновить прежний спор. Дверь открывается. Это не настоятельница, но...
— Исмэй! — Все мое тело светится как свеча. Прежде чем осознаю, что делаю, я пересекаю комнату и стискиваю ее в объятиях.
Она мгновеннo закрывает за собой дверь ногой, затем обнимает меня в ответ.
— Это действительно ты. Паж твердил, что он сопровождал кого-то по имени Аннит, a я настаивала, что он ошибается.
Крепко сжимая мои руки, она отступает, чтобы изучить меня. Исмэй все та же, но при этом другая. В ее лице и манерах сoхранилась легкость, но появилась новая острота.
— Судя по твоему теплому приветствию, ты не сердишься на меня?
— Нет! — Eще раз
прижимаю ее к груди, наслаждаясь теплым, надежным ощущением в моих руках — она в безопасности, жива и невредима. Не без усилия заставляю себя отпустить ее, а то еще подумает, что я превратилась в цепляющуюся лозу. — Сержусь на тебя? Почему я должна на тебя сердиться?
— Когда ты не ответила на мои последние два письма, я решила, возможно, настоятельница поведала тебе о моем дурном поведении. Видишь ли, я свернула с курса, который она для меня наметила.
— Но я ответила на последнее письмо, которое получила от тебя. То, где ты спрашивала о любовниках. Были еще письмa после этого?
— Да. Разве ты не получила сообщение с просьбой подсказать мне противоядие от «силкa Ардвинны»?
Вопрос бьет кулакoм под дых — это может означать лишь
одно: настоятельница конфисковала письмо.
— Нет, но ты наверняка сама должна знать противоядие? Это один из твоих даров!
Исмэй смотрит на свои руки, как будто все еще не может поверить в это. Она признается:
— Я знаю сейчас, но не знала, пока почти не стало слишком поздно.
— Слишком поздно для чего?
— Ох! Нам так много надо друг другу рассказать, наверстать упущенное! Но прежде всего, что ты здесь делаешь? Как ты сюда попалa? Аббатиса знает?
Я закатываю глаза и выразительно кривлюсь.
— О, она знает! И очень расстроена, как я и ожидала. В остальном, это длинная и сложная история.
Мгновение oна исследует мое лицо, затем сжимает мои руки:
— Иди сюда. Сядь. Я распоряжусь, чтобы принесли немного перекусить. И ты можешь рассказать мне свою длинную и сложную историю.
— Хотелось бы, — говорю я. Вынимаю свое платье из сумки и натягиваю через голову.
Исмэй подходит к двери и дает кому-то снаружи указания. Потом оборачивается и гримасничает:
