«Главное – не расхохотаться и не расплакаться! – приказывала я себе. – Дотракийцы и вообще все дикари любят глупо-торжественный стиль: «Иду на вы!»; «Мертвые сраму не имут!»; «Чингачгук все сказал»…»
– Где? – странно-скрипучим голосом спросил Кирилл.
– Только там, где он сам сможет быть любящим и верным. Тогда мир гарантированно ответит. Есть человек, которому он обязан жизнью, и ему сейчас нужна помощь…
Египетские глаза впервые взглянули прямо на меня.
– Бабушка?
«Господи, он и это знает?!»
– Да. Ты жил с ней первые три года своей жизни.
– Я могу к ней пойти жить опять?
– Да. Сейчас она нуждается в помощи и уходе.
– Я могу… – Кир попытался, но не смог сформулировать дальше.
Дверь распахнулась рывком. Вихрастый русоголовый мальчик:
– Я под дверью подслушивал! Он забыл меня! А я – есть! Я всегда хотел старшего брата! А Кир – как будто есть и как будто нет!
– Ой! Рояль в кустах! – удивилась я.
– Я Вова, а не рояль! – возмутился мальчик.
– Теперь ему надо принять решение, – сказала я, глядя за окно. – Проявляться или нет. Есть уже два места – внук и старший брат. Что он решит?
Вова внимательно посмотрел на меня и почесал в затылке.
– Ну ладно Кир. А вы-то почему так странно разговариваете?!
– Анекдот про верблюда знаешь? – огрызнулась я.
– А что тут не странное? – правильно отзеркалил Кир и впервые за все время нашего знакомства улыбнулся.
У меня самую чуточку отлегло от сердца. Все только начиналось. Но появилась надежда.
Жизнь через замочную скважину
Сначала я думала, что оно мне мерещится. Потому что сама я пишу этот текст на большом стационарном компьютере с большим монитором, а в дороге и на работе пользуюсь айпадом. Мой кнопочный телефон, похожий на пудреницу, умеет только звонить. Если мерещится, надо сформулировать рабочую гипотезу и исследовать реальный мир – так меня учили в университете. Поэтому прежде, чем писать этот текст, я отловила вокруг себя 217 детей и подростков от 9 до 16 лет (мне это несложно, я же в детской поликлинике работаю), регулярно пользующихся всякими электронными устройствами и интернетом, и провела небольшой опрос.
Рабочая гипотеза была такова: сегодня дети и подростки в основном пользуются уже не большими стационарными компьютерами и даже не ноутбуками и планшетами, а маленькими гаджетами типа телефонов и коммуникаторов.
Что меня насторожило, кроме моих собственных повседневных и, надо сказать, весьма поверхностных наблюдений? Изменение формулировок родительских жалоб у людей, приходящих ко мне на прием и задающих вопросы на лекциях. Раньше (еще четыре-пять лет назад) они говорили так: «Для него только компьютер и важен»; «Она, как из школы придет, так сразу и уткнется в компьютер, и не оттащишь ее оттуда»; «Вместо того, чтобы погулять или книжку почитать, ему бы только в своем компьютере играть»; «Выключишь компьютер – так он прямо как бешеный делается»; «Друзья к нему приходят – так они и не общаются вовсе, а сидят у экрана и вместе играют».
