– С Сониным отцом вы эту тему затрагивали?
– Да, конечно. У него она спросила один раз, давно. Он в ответ понес какую-то ахинею (определение его собственное). Больше не спрашивала.
– У них ребенок маленький, который мой брат. И часто болеет, – неожиданно вступила в разговор Соня. – Неудобно. Тетя Люба, папина жена, может подумать, что я нарочно.
– Понятно, – кивнула я и снова обратилась к матери: – Вы в своей собственной жизни этот период помните?
– Какой период?
– Интереса к вопросам жизни и смерти.
– Ничего я такого не помню. И своих подруг всех опросила – ни у кого из них дети ничего подобного не выдают.
– Мама готом была, – невозмутимо сообщила Соня. – Мне бабушка рассказывала.
– Да мало ли кто чего по глупости отчудит! – голос дамы неожиданно повысился почти до визга. – Делом надо заниматься, и тогда ничего такого! Матери не до меня было, она работала круглые сутки, вот я и дурила по-всякому. У меня и татуировка на шее была, страшно вспомнить, сколько потом денег пришлось в пластику вгрохать, чтобы ее без следа удалить.
– Соня, ты хотела бы стать готом? – улыбнулась я. Мать закатила глаза.
– Нет, – ответила Соня. – Мне все розовое нравится. И голубое… даже больше, пожалуй.
Вернувшиеся было на место глаза матери закатились снова.
– Ну, теперь вы можете погулять, а я с Соней поговорю.
Дама, забыв попрощаться, почти бегом удалилась из кабинета.
* * *
Соня как Соня. Абсолютно нормальный младший подросток. Абсолютно нормальный этап развития: все люди смертны, все передуманное, перечувствованное человеком за длинную земную жизнь куда-то девается даже не в одночасье, а в один неуловимый миг. Как же это так? Страх и влечение одновременно.
– Мой друг по интернету (ему уже 15) говорит, что все остается в информационном поле. А зачем? Ромашки в поле все равно уже не сорвать и бабушкин суп с клецками не поесть.
– Может, в информационном поле – другие радости? – предположила я.
– Мы ничего не знаем, – сократически вздохнула Соня.
Я уже предполагала, почему девочку так «заклинило» на доставании матери своими экзистенциальными выкладками. Поэтому рассказала Соне про старух из своего детства, которые подолгу и буквально сладострастно обсуждали похороны товарок (как выглядела в гробу, да кто был, да что на поминках подавали, да кто что сказал), а также про свою собственную бабушку, которая будила меня по ночам вопросом: «Катька, ты помнишь, где лежит мое смертное белье?!»
Соня всему этому совершенно по-детски смеялась, ужасалась и едва ли не хлопала в ладоши от восторга. Для нее это явно было то, что надо.
