– Люди боятся чужих несчастий не только из собственной недоброты, суеверия и прочего, но и из того, что обычно не знают, как и чем конкретно помочь. А им не говорят – традиций-то, считай, не осталось. Впрочем, у вас и несчастий-то никаких нет – так, трудности жизни (имея дело с родителями в том числе и больных детей, я уже знала: диагнозы, определения часто в корне меняют ситуацию).
– Трудности? – Лариса подняла опущенную голову.
– Ну разумеется, все живы-здоровы… Давайте список друзей и хороших приятелей.
Список в конце концов получился оптимистично внушительный.
– У каждого запросите по полдня раз в две недели, – сказала я. – Они согласятся, им даже интересно будет. Потенциальные пары могут приходить и сидеть с детьми вместе – пусть тренируются. Но детей надо будет выдрессировать, чтобы с чужими оставались…
– Они у меня общительные и неизбалованные; если мальчиков не разлучать, они будут…
– Ну вот и славно. Поехали дальше…
Еще из ресурсов нашлись очень старая и почти слепая прабабушка (мама покойного отца Ларисы – пока непонятно, как ее использовать), некое пособие, которое полумертвое государство все же платило на трех детей, деньги сбежавшего отца, продукты, которые иногда присылала бабушка-фермерша, какие-то немцы из Гамбурга, приславшие в борющуюся за демократию Россию посылку с колбасой и постельным бельем (посылку притащил Ларисе сосед, сидящий на этой самой немецкой благотворительности), одна комната в трехкомнатной квартире, которую можно сдать чистоплотной студентке за гроши, и услуги и умение самой Ларисы сноровисто шить и вышивать симпатичные штуки для детей.
– За месяц задействовать все перечисленное и прийти ко мне с отчетом, – велела я.
Лариса довольно бодро подхватила сомлевшую Катю и уже почти ушла, но на пороге обернулась:
– А что мне сыновьям-то сказать?
– Да что хотите, лишь бы правду, – отмахнулась я.
* * *
Через месяц Лариса уже не плакала, а улыбалась.
– Самый ценный ресурс оказался знаете какой?
– Какой же?
– Моя бабушка.
– Неужели слепая смогла с детьми сидеть? Не опасно?
– Нет, конечно. Она мне спокойно так рассказала, как после войны у них в деревне каждая вторая женщина строго в моей позиции осталась. Причем без водопровода, без газа и без никаких почти продуктов в магазине. У нее самой пять детей было. Мой папа – младший, ему в июне сорок первого два года исполнилось.
– Угу, это ресурс, причем надолго, – согласилась я.
– Мои подруги и даже друзья охотно с детьми остаются, – сказала Лариса. – Некоторые даже чаще готовы, но я помню, что вы говорили, и отказываюсь. А вот у двух их родители готовы мальчиков раз в месяц с ночевкой брать – они их любят и типа во внуков поиграть. Это как?
