— Дорогой Аркадий Иванович, обстоятельства несколько изменились. На службе у нас беспокойно. Уже два заведующих отделами арестованы, и образована комиссия для обследования хозяйственных заготовок материального отдела. Хотя мой комиссар и наш контролер с нами заодно, и я делюсь с ними прибылью, но теперь они сами просили меня поостеречься и на время прекратить выдачи. Поэтому вы меня уж извините, но я могу вам пока дать только два пуда, которые находятся уже у меня дома. А потом придется на некоторое время остановиться. Кроме того, я вам передам сегодня и те расписки Государственного банка, которые вы мне дали для хранения, ибо я очень боюсь обыска. Сейчас я схожу на чердак и принесу вам.
Бажанов уходит и через несколько минут возвращается к Аркадию Ивановичу с небольшим свертком. Последний прощается, прячет сверток в шляпу и идет домой.
Слух об обысках нервирует его. Хотя взять-то и нечего, но сколько, тем не менее, волнения, неприятностей. Опять бессонная ночь! "Боже мой, — думает Аркадий Иванович, — когда же это, наконец, кончится!" Затем мысли его переходят на неудачу с керосином. "Значит, опять образуется денежная брешь. Нет, надо ехать, ехать во что бы то ни стало, а то еще один месяц, и семья станет перед вопросом о форменном голоде. А черт знает, сколько еще времени будет продолжаться советский режим. Эти революции и восстания, сколько уже упований и надежд с ними связывалось, и все они разлетелись, как пух". Аркадий Иванович замечтался и спохватился лишь, растянувшись на земле. Он забыл, что в некоторых местах около домов со складами протянута проволока, которую приходится обходить. Днем, конечно, ее видно, но зато вечером и ночью, когда город не освещается они незаметны, и много людей уже из-за них искалечилось.
— Ах, проклятые! — вырвалось у Аркадия Ивановича, когда он встал, потирая ушибленное колено и стараясь слегка обчиститься. Прихрамывая, он поплелся домой. У дверей ярко освещенных кинематографов толпился народ; доносилась музыка. Изредка, со стороны вокзала слышались одинокие выстрелы.
Поднявшись ощупью по неосвещенной лестнице, Аркадий Иванович, открыв ощупью же дверь, вошел в свою квартиру. Жена укладывала детей спать. Аркадий Иванович передал ей все новости и пошел предупреждать об обыске своих квартирохозяев, бывших купцов, теперь ограбленных дочиста и нуждающихся армян. Они уже слышали о готовящемся ночном развлечении, но при этом внесли поправку в это известие. Будет не обыск, а облава на бездокументных и дезертиров.
