Вот и теперь после обмена замечаниями о работе материальной части «хозяин» самолета Василий Марченко придирчиво осматривает пробитую осколками машину. В карманах его комбинезона мирно позвякивают инструменты. Неторопливым шагом техник отошел в сторонку, скрутил из газеты козью ножку и, попыхивая сизым дымком, заключил:
— На этой «ласточке» вы еще много раз подниметесь в воздух.
— Ну что ж, Марченко подлечит машину, а завтра снова на запад, — говорит мне Василий Борисов.
— Завтра — это да. А сегодня что будем делать?
— Не волнуйся, найдем свободный аппарат.
Небольшая удаленность объекта позволяет экипажам за счет уменьшения заправки горючим поднять в воздух повышенную бомбовую нагрузку и в короткую летнюю ночь сделать второй вылет. В результате с таким же количеством самолетов полк становился как бы в два раза сильнее.
Близится полночь. По извилистой лесной тропке идем в штаб. В темноте свет цигарок напоминает полет светлячков. Как всегда, летчики и штурманы громко обсуждают только что пережитое в полете. Свежо. Дышится легко и свободно. Мирной, спокойно спящей кажется земля. Только где-то на невидимых в темноте самолетных стоянках слышатся негромкие голоса, изредка мигает приглушенный свет, доносится звон металла. Это вечно бодрствующие техники и механики, прикрывая ладонями рук лампочки-переноски, готовят бомбардировщики к очередному вылету.
В вышине над нами дрожащий свет далеких звезд, едва заметный сквозь верхушки деревьев. Кругом темень. Стараемся идти так, чтобы не свалиться в какую-либо щель. Впереди, освещая путь фонариком, бодро шагает Василий Борисов. За ним след в след идем мы. Вот он легко перепрыгнул через первую щель. Мы повторяем прыжок — и тут же летим куда-то вниз. Образуется куча мала. Над нами, вверху, от души смеется Царек. Оказывается он незаметно перешагнул щель, а сам сделал вид, что она у него еще впереди. А мы, не ожидая подвоха, угодили в яму. Очередная выдумка Царя Бориса удалась. Остальную часть пути он допекал нас удачно разыгранной шуткой.
В светлом прямоугольнике штабной землянки перед нами открывается картина, напоминающая полотно Репина «Письмо турецкому султану». Уткнувшись в карту, сидит раскрасневшийся дядя Костя с изогнутой трубкой во рту. Его окружил только что вернувшийся из боя пестро одетый летный люд: кто в зимнем обмундировании, кто в летнем, а кто просто в ватных стеганках или свитерах. Слышатся говор, смех. Над головами повис густой табачный дым. Щурясь от него, Константин Никифорович дотошно расспрашивает каждый экипаж о выполненном задании. Разгоряченные боем летчики шумно делятся впечатлениями о боевом вылете, радуются успехам товарищей, огорчаются неудачами, проклинают плотный зенитный огонь, которым встретил нас враг в районе цели, ночные истребители, мощный прожектор, быстро нащупывающий самолеты. На минуту умолкая, чутко прислушивались к тишине ночи, надеясь, что, может быть, чудом вернутся на свой аэродром те, чьи самолетные стоянки остались пустыми.
