Одним из первых пришел Данзан на торжественное предмайское собрание и с нетерпением ждал, когда огласят список награжденных. Однако, сначала к его удивлению, а затем разочарованию, сменившемуся вспышкой острой ненависти, своего имени в списке он не обнаружил. По дороге из клуба домой его злобные тонкие губы беспрестанно шевелились. «Ну, погодите, — шептал он, — посмотрим, как вы будете делить свои премии». Этой же ночью он совершил поджог.
Узнав, что подозрение пало на Бадрангуя, он успокоился. Однако радость его оказалась преждевременной: осенью того же тысяча девятьсот тридцать восьмого года его арестовали.
Зато в судьбе Бадрангуя наступил перелом. Однажды его пригласили к следователю, который уже неоднократно его допрашивал. Следователь сообщил, что на место преступления была послана новая комиссия, и выводы, которые она сделала в результате расследования, свидетельствуют в его, Бадрангуя, пользу. Следователь, желая увидеть впечатление, произведенное его словами, внимательно посмотрел на Бадрангуя, но у того не дрогнул ни один мускул на лице, только побелели фаланги крепко сцепленных пальцев. Затем он добавил, что обнаружен и арестован истинный поджигатель. На сей раз на лице Бадрангуя появилась слабая, недоверчивая улыбка. Чтобы скрыть радость за Бадрангуя, следователь нарочито сухим тоном продолжал:
— Показания относительно вашей жизни в монастыре мы тоже тщательно проверили. Они оказались правдивыми. Итак, вы свободны, товарищ Бадрангуй, — сказал он, пожимая Бадрангую руку.
Как долго ждал этих слов Бадрангуй! И наконец дождался. Впрочем, он всегда был уверен, что истина восторжествует. Но ему сообщили об этом так лаконично и просто!..
— Получите необходимые документы и возвращайтесь в Налайху! — посоветовал следователь, предварительно извинившись за ошибку: времена суровые, и тщательная проверка была необходима. — Впрочем, можно и не в Налайху. Но там вы один из передовых рабочих, да и привыкли, по всей вероятности, к шахтерскому труду. Почему вы молчите, Бадрангуй? — Он оторвался от бумаг и удивленно взглянул на Бадрангуя.
Бадрангуй стоял, понурив голову, и изредка вздрагивал. Он плакал. За все это время он не проронил ни одной слезы — мужественно противостоял горю, а теперь не выдержал — заплакал на радостях.
— Спасибо! — тихо сказал Бадрангуй, справившись наконец с волнением. — Я никогда не сомневался, что все разъяснится!
Выйдя за ворота, он долго стоял на одном месте. Как хорошо чувствовать себя свободным, знать, что в спину тебе не смотрит штык часового!.. По улице мчались автомобили, на тротуарах бурлил людской поток. В стеклах домов отражались лучи восходящего солнца. От радости Бадрангуй спотыкался, голова у него кружилась. Скорее, скорее домой! И словно отвечая его мыслям и настроению, протяжный фабричный гудок возвестил о начале трудового дня.
