Органическая уязвимость этого мужчины стала серьезной проблемой, только когда его жена умерла от рака. Он стал абсолютно несдержанным и был очень расстроен. Никто из тех, кто пытался помочь этому разбитому горем человеку, не принимал во внимание имеющееся у него повреждение мозга и только ухудшали его состояние, думая, что он больше всего нуждается в эмоциональном катарсисе. В течение многих десятилетий мы знали, что людям с повреждениями мозга важно структурировать жизнь и соблюдать распорядок (Goldstein, 1942). В итоге в соответствии со сделанными в этой работе выводами терапевт смогла помочь ему и членам его семьи, восстановив обычный порядок, а также научив их тому, как успокоить его вспышки гнева. Несомненно, она не смогла бы добиться успеха, если бы не придала особого значения дисфункции мозга этого человека, который внешне выглядел практически здоровым.
Как показали проведенные в 1980-х исследования осужденных преступников (Lewis, Pincus, Feldman, Jackson, & Bard, 1986; Lewis и др., 1988), у многих из них в анамнезе были выявлены неоднократные травмы головы. Хотя последствия этих повреждений не всегда поддаются лечению, большой ошибкой является смешение в рамках исследовательских проектов или терапевтических программ людей, деструктивность которых связана с нарушениями мозга, и характерологических психопатов, у которых нет физических повреждений. Это может приводить как к серьезным ошибкам в исследовании, так и к неправильному лечению. Иногда, как в случае с молодым человеком с повреждением височной доли, эффективное лечение возможно только в случае правильного понимания причин заболевания.
На интервью нужно также обратить внимание на любые факты серьезного злоупотребления психоактивными веществами. У одной женщины, с которой я работала, случилась серьезная передозировка кокаином в возрасте двадцати лет после длительного периода злоупотребления. Она искренне верила, что этот эпизод нанес непоправимый ущерб ее умственным способностям. И в самом деле, проведенный тест IQ, хоть и показал результат выше 100, значительно отличался в меньшую сторону от ее предыдущих, полученных до передозировки. Для того чтобы пациентка могла мне доверять, ей было важно, чтобы я поверила, что зависимость нанесла ей непоправимый ущерб. Опираясь на обширную литературу о долгосрочном нарушении когнитивных функций при кокаиновой наркомании (см. обзор в Huang & Nunes, 1995), я склонялась к тому, чтобы поверить в наличие у нее нарушений интеллекта.
