Песнь Ноемгары | страница 4
Тяжёлые руки стянули ткань с моих плеч, заставив задрожать от страха и холода. Невозможное творилось в родовом склепе, под маленьким окошком для ещё живых. Невозможное! И становилось страшно. Ещё страшнее, чем в тот миг, когда захлопнулась по воле ветра дверь, и сцепили пальцы хитрые замки — никому не открыть теперь ни изнутри, ни снаружи, только мужу моему.
— Годы! Годы, слышишь? — сдерживаясь, чтоб ни кричать от боли и ярости, сдавленно рычал супруг, и мял мои плечи до синяков, — Годы орать и шептать, слёзно умоляя людскую глупость остановиться и одуматься! Оглядеться и понять, что бог, которому поклоняются в Храмах — отражение человеческой низости! Всепрощающий бог — покорная кукла, не знающая разницы в грехе и святости! Бог, ласково принимающий грешников, довольный одним раскаявшимся на тысячи увязших в грехе — это бог, который хорош для греха! Потакающий! Готовый принимать благосклонно самые страшные исповеди — и убийц, и властителей, одним пренебрежением своим убивающим больше, чем воин в битве! Люди создали этого бога! Люди! Это по их образу и подобию создан он! Ими же!
Окаменев, боясь шевельнуться под сильными мнущими руками, под слезами, помочившими мои волосы, под словами, от которых сердце сжималось, а пальцы дрожали, я стояла, не отрывая взгляда от квадратика неба над собой. И смотрела, как раннюю звезду на сизом небе скрывает язык набегающего чёрного облака.
— Годы говорить о том, что бог истинный создал нас подобными себе и растит на радость всего мира! Кричать о том, что идти вверх тяжелее, чем спускаться, но только так можно дойти до неба! Кричать, шептать, молить! Ноема моя, Ноема… Какой же бездарный муж с тобой рядом! Крики мои не услышал ни один живущий! Не поверил ни один! И даже ты и дети мои пошли за мной лишь из уважения! Я — худший из рода Говорящих с Небом! И — последний из них… И не смог сделать даже того малого, что должен мужчина — создать счастье для жены!
— Что ты говоришь, господин мой? — сердце забилось, заколыхалось, подвешенное на струнах страха в глубине груди. — Ты — радость моей судьбы! Ты — солнце моё! Ты — истинный муж мой! С тобой я не ведала голода! Не чувствовала страха! С тобой была согрета! И лоно моё знает, как толкаются твои чада!
Я выскользнула из сильных рук и развернулась. Мой муж, сын древнего рода, огромный человек, смотрящий на царей сверху вниз, прятал лицо, скрывая солёный взгляд в широких ладонях. Я потянулась, поднялась на цыпочки и отвела его пальцы от глаз. От огромных серых глаз, таких светлых и таких ярких, что пугали и отвращали от него моих родичей. Но не меня.