— Ты, — говорю. — Крыса, где бухлишко берешь?
Миха пожал плечами.
— А там же, где и сладкое.
— В столовке что ли?
Миха смотрел на меня с совершенно безразличным видом, словно ему вообще ничего не стоило достать вещи, которые в дурке ценились, как золото. Я подумал: сейчас врежу ему хорошенько, просто чтоб у него не было такого гонору, но Миха вдруг сказал задумчиво, словно бы и не мне.
— Светку помнишь, медсестру?
— Для-меня-Светлану-Алексеевну-то?
— Ну, — сказал Миха. — Короче, я ей пальцами делаю, она мне водку приносит и сигареты. Мать-то в больнице.
Ну вот я прям не знаю, как-то он так о матери сказал, что мне даже не поверилось, что какая-то женщина ему даст пальцами в себя.
— Серьезно, что ли? — спросил я.
— Ну, — сказал Миха. — Круто, а? Она мне, правда, не разрешает больше ничего.
— Да у тебя от галика и не стоит, небось, — сказал я.
— По себе людей не судят.
Тут Миха аж обиделся, и мне с трудом удалось уговорить его уступить мне Светку-медсестру. Мне хотелось не только водки, но и бабы, а тут два в одном, да еще и блок сигарет, может быть. Мялся Миха, как девчонка, но, в конце концов, сказал:
— Да хер с тобой. Главное, короче, не целуй, не любит она этого.
— Не романтик она, что ли?
Я заржал, но Миха остался серьезен.
— Не, — сказал он. — Не романтик вообще. И делай все медленно, если сразу вгонишь, она тебе потом галки вгонит по самое не балуйся.
Ох, женщины, особенно женщины-загадки.
Я сказал:
— А ты языком не пробовал? Она б тебе коньяк притащила.
— Ты нормальный вообще? — спросил Миха, уставившись на меня с первобытным, нечеловечьим ужасом.
— Ну а какой? — спросил я, и мы заржали.
Все мне Миха выдал, куда идти и когда. До последнего я думал — наебал, уже под покровом ночи, пробираясь в процедурный кабинет, решил — точно обманул, сука, хочет, чтобы мне санитары вломили.
Но Светка-медсестра в процедурном кабинете оказалась, стояла у окна с томным видом дамочки Толстого или Тургенева, взбивала рукой облачко светлых волос. Я на нее залюбовался. Она была такая бледненькая, тепленькая, мягонькая — очень хотелось ее потрогать. Вообще-то — красивая женщина, если б не вечное выражение презрения на хорошеньком курносом личике.
Я страшно изголодался. В мире нормальных у меня была девка, Вера, оторва, каких поискать, но давала в хвост и в гриву, мы частенько с ней под винтом разминались.
Ну ладно, Верка Веркой, а что там Светка-медсестра? Я на нее залюбовался, может, как на женщину, которую сейчас драть буду, а может просто понравилась мне в тот момент, каким бы говенным характером ни обладала. Она повернулась и такая:
