Цветок с тремя листьями (весь текст) | страница 48
— Да что же это… — Хидэёси горестно всплеснул руками и начал растерянно озираться по сторонам.
Исполнитель не спешил приступить к дальнейшей экзекуции. Оставшиеся приговоренные стояли на коленях возле белого полотнища и тихо молились, сложив руки. И в этот момент юная девочка, дочь Могами, шагнула вперед.
Хидэтада задумался на миг, а потом уверенно произнес:
Нагамаса кинулся к Нэнэ, расталкивая толпу. Обнял ее, словно успокаивая, и прошептал на ухо:
— Если я сейчас рассмеюсь твоей великолепной шутке, ты соизволишь со мной побеседовать?
Хидэёси снова сел и поправил волосы, упавшие на глаза. Вот что он сделает. Сам к ней придет и ляжет рядом. Как делал когда-то давно, возвращаясь домой усталым.
— Мы все… близкие родственники его светлости?
— Сакити… Что же ты делаешь, Сакити?.. Ты что ли меня тоже бросить решил?..
— Чушь. Киёмаса, ты давно заделался синоби? Или всерьез считаешь, что новое нападение будет совершено в открытую? Под усилением охраны я имел в виду то, что вместо обычных слуг его светлости будут прислуживать мои люди и переодетые синоби. И они же — постоянно находиться в саду и на прогулке. И всю пищу будут пробовать в несколько этапов. Его светлость не должен знать о принятых мерах.
— Матушка! Почему вы здесь?.. И в таком виде? И… почему вы плачете?..
Хидэёси размахнулся и с силой ударил плашмя клинком по уху Киёмасы. На щеке осталась яркая полоса, а из рассеченного уха по шее потекла кровь, смешиваясь с грязью.
— И? — Киёмаса наклонил голову. — Ты намекаешь, что мне следует поступить так же?
— Я первый займу место в очереди желающих украсить его головой столб, — усмехнулся Юкинага.
— Хирои, сынок! Мой сынок, маленький, ты живой, живой! — Тятя разразилась бурными рыданиями.
Киёмаса замер, развернулся и в один прыжок снова оказался рядом с Мицунари.
— Юкинага! — створка входной двери отъехала с таким треском, словно вылетела из пазов. — Юкинага, ты здесь?
— С Хидэтадой? Что? Мицунари, ты его что ли подозреваешь?
Наверняка именно так он и шептал своему господину, когда тот принимал решение казнить семью племянника. Что он ему сказал? Что это будет хорошим жестом устрашения недовольных? Или что будет хорошей проверкой верности?
— Не зевай, мой мальчик, — сказал он и, наклонившись к самому уху, прошептал: — А ведь так еще удачнее вышло, а?