Вопреки действиям тоника, из-за отсутствия нормального сна способности по концентрации все равно заметно упали, и чтобы оставаться сосредоточенной, приходилось вкладывать всю себя. За монотонностью действий и манипуляциями энергией становилось почти безразлично, что за инструмент я использую в своей практике. Так ли все это должно было происходить, я не знала, но Идвин казался в целом довольным тем, как я держалась.
Так он, как я заметила, чаще всего и называл мертвых — материал. Что ж, мой отец нарекал работников предприятия человеческим ресурсом, что терминологически верно, хотя по сути, стояло в одном ряду с таким обезличиванием мертвецов некромантом.
— Нет-нет, Клэр, так дело не пойдет. Такими темпами скоро уже все скелеты на старой части кладбища будут уничтожены, а толку с этого не будет никакого. Кто в таком состоянии работает с материалом?
Из уже мертвых людей не должно выходить столько крови, когда их нанизывают на что-то острое. Значит, сделали это живьем… какой ужас.
— А что в том, что человек имел привычку работать с вечера, — уклончиво ответил некромант. — И я сам себе хозяин.
Но мои слова заставили некроманта задуматься.
«И все-таки это не мое призвание, что бы там Идвин не говорил», — с каким-то злорадством подумалось мне.
Еще с минуту мы смотрели ей вслед, не в силах пошевелиться.
Идвин был прав по поводу моего состояния. Днем я продолжала выглядеть обманчиво бодро, но к вечеру меня выдавать синяки под глазами и болезненный взгляд. Сердце иногда отбивало несколько сбивчивых ударов, заставляя останавливаться и прислушиваться к его ритму. Было ли это серьезно, я не имела ни малейшего представления, и легкомысленно старалась об этом не думать. Нервы же, как ни странно, не шалили, хотя некоторое эмоциональное отупение, а иначе я назвать это не могла, не казалось мне нормой, и могло быть предвестником нервного срыва.
— Разве этот серийный убийца имеет привычку расправляться с первыми зрителями зрелищ, которых он устраивает? — больше чтобы подбодриться, тихо проговорила я.
— Да, я знаю его, — Идвин кивнул. Он был невероятно бледен, насколько это вообще возможно с его тоном кожи. — Это Питер, местный сторож. Несколько раз разговаривали, когда я бывал на кладбище днем… Вернис раздери, я же совсем недавно здесь проходил, когда направлялся к тебе. И его не было…
— Там Опал! — протестующе прошептала я, — Я ее тут не брошу!
В каком-то смысле я считала себе гением двойной жизни, стараясь не думать о том количестве тоников, которые выпила за последние дни. Но у всего есть свои пределы и слишком долго так продолжаться не могло.
