— А то твоих глаз хватит, разглядеть, чии на дите темные волосы…
Кирилл резко сел, натягивая простыню на ногу. Всмотрелся в угол, где посреди мешанины теней светили две белых точки. После звенящей паузы под точками блеснула линия, меняясь в такт словам, как нарисованный детской рукой рот.
— Что глядишь? Сладко спать на мягком? Сладко девку иметь в ночных искорах? Хочь разок за все время сказал бы спасибо. Бабушке.
По спине ползли противные капли, щекотали поясницу. Снизу слышались мирные, приглушенные стенами и лестницами, голоса. Там свет, яркий. Посуда и еда, стол с тарелками. Люди.
— Спасибо. Бабушка, — собственный голос был скрипучим и дрожал.
— И на здоровье, жеребчик, — точки мигнули и погасли. Исчезли живые линии рта.
Кирилл посидел еще. Видимо, долго, потому что внизу тяжко ударили часы, всего один раз, отмечая послеполуночь. Потом сполз с перины и медленно пошел к углу, не отводя глаз от чего-то в нем черного, суставчатого, растопыренного в разные стороны. Нужно бы свет зажечь, но тогда придется отвернуться, шагнуть в другой угол, отвести взгляд. Он не мог.
Поверх черного месива падал из-за кружевной занавески равнодушный лунный свет, вместо того, чтоб показать, прятал, пластаясь над темнотой. Кирилл встал напротив, прикусывая губу, протянул руку, уговаривая себя — сейчас проснется. Или проснулся раньше, еще в кровати, а сюда идет дураком, проверить страшное из сна. Рука, не зная, чего и ждать, днем тут был угол с табуреткой, на которой валялись его рубашки, прошла лунную пелену. И ткнулась в острые концы, заныл палец, укушенный в подушечку, как иголкой. От неожиданности Кирилл почти упал в это, непонятное, схватился руками, разбрасывая… сухие ветки, наваленные до половины его роста. С угла подоконника, глухо звякнув, свалилась круглая коробка, украшенная металлическими блямбами.
Шепча про себя нехорошие слова, Кирилл вытер об трусы ноющий палец, сунул в рот, ощущая солоноватый вкус. Кто-то был тут, набросал хвороста, Пашка наверняка. И коробка эта дурная, бликовала крышкой.
— Ой-ей, и скока той крови! — насмешливо пропел тот же голос, теперь из угла рядом с выключателем. Пошевелился силуэт, собранный из висящей на крючках одежды, — малую каплю отдал, а трусисси, ровно всю с тебя высосали.
— Я… — он опустил руку, палец налился тяжестью, — я не потому.
— Знаю, — согласился голос, переместившись за изголовье кровати, кивнул отставшим уголком ковра, — боисси. Так?
