— Халла, — тихо сказал она, но северянка не услышала.
Позвала громче, та обернулась:
— Что случилось? Тебе нехорошо?
— Я не хочу туда ехать. Можем отправиться в другое место? — из-за отсутствия пары зубов, которые были выбиты одним из ночных налётчиков, Эстрид слегка шепелявила.
Халла вздохнула:
— Не знаю, куда ещё тебя везти. Тебе нужны уход и забота. В монастыре самое место.
— Но что я стану делать одна?
— О тебе позаботятся.
Эстрид на некоторое время замолчала.
— Халла, отвези меня домой, — попросила она робко, — я хочу домой.
— Твой дом далеко — туда не поеду.
— Пожалуйста, — Эстрид сделала жалобное лицо, но Халла сидела к ней спиной и не видела, — я боюсь. Мне страшно, не знаю, как дальше жить. Не знаю, что будет. Хочу вернуться к отцу в Нортбридж.
— Ты, кажется, говорила, что убийц подослала графиня, — напомнила Халла, — а теперь желаешь ехать туда, где поджидает злейший враг?
— Больше не знаю, куда. Там — дом, там — семья. Или возьми с собой, куда ты едешь. Не бросай только.
— Нет, со мной нельзя. Я возвращаюсь в родное племя, тебе там делать нечего: ты из другого народа, ты для нас — чужачка. Когда выздоровеешь, иди к местному сеньору, покажи бумаги, что я нашла у твоего покойного мужа. О тебе позаботятся. Благородные должны тебя принять: ты одна из них. А я — нет. В рабство не вернусь. Теперь Халла — свободный человек, Халла желает оставаться таковой и впредь.
Эстрид погрузилась в раздумья, много вопросов судорожно роилось в голове, ища ответы. А телега катилась, и тайга тянулась сплошной дремучей стеной по обе стороны, девушка смотрела в небо и видела верхушки деревьев и между ними тонкую полоску мутной, голубоватой дали, затянутой курчавыми облаками.
— Халла, — снова позвала Эстрид, — почему ты хотела убежать? Тебе оставалось служить совсем немного, потом тебя бы отпустили. Разве у нас было плохо? Другие обращаются со слугами хуже. А я никогда никого не обижала. Почему ты решила бросить нас?
Северянка долго молчала, будто не слыша вопроса, пока Эстрид повторно не окликнула её.
— Тебе не понять, — сухо произнесла Халла, — такие, как ты наслаждаются свободой и всеми благами, что даются вам по праву рождения. Ты не знаешь, что значит неволя. Ты не знаешь, что такое попранная гордость. Мне не нужна ваша свобода, я не желаю, чтобы мне её даровал сеньор: Халле унизительны подачки. Свобода моя по праву. Я долго терпела, но сейчас пришло время взять то, что моё, и я взяла, — басовитый голос женщины звучал грозно и решительно. Её гордость и воинственность больше не скрывались под маской вежливости, и дикая, суровая ярость, что таилась в непокорном сердце, теперь била ключом.
