А куда подевался прадед с остальным семейством, мне неизвестно до сих пор.
Я только знаю, что у него было десять детей, и все они с раннего детства были приучены к труду. Работали много, поэтому всегда у них всего было вдоволь: и коров и лошадей, и овец и кур, и гуси с утками плавали в близлежащем пруду. И еда у них всегда была на столе, и хватало её на всех.
Батраков прадед не держал, работали сами. Но для пришедших раскулачивать комиссаров это не играло никакой роли.
Первый раз в восемнадцатом физически семью трогать не стали. Просто выгнали всех из дому, а дом и имущество отобрали. На этом первое раскулачивание и закончилось. Комиссары тогда были все свои, деревенские, не нашедшие себе места в жизни.
«Из голодранцев, — как определил их социальный статус мой дед, — бывшие соседи, в основном те, кто не хотел работать».
А надо признаться, дед мой до конца своих дней имел чёткое представление о жизни. Он твёрдо верил в то, что добиться успеха можно только личным трудом, каждодневным и тяжким.
Отец мой, хотя и проработал всю жизнь каменщиком, уже не придерживался этого принципа.
«Сапожник без сапог, — говорила о нём моя мать, — сам каменщик, а изба у нас деревянная и маленькая».
Поэтому при случае она могла обозвать отца не только подкулачником, но и голодранцем, в зависимости от обстоятельств и от количества выпитого им. Если отец выпивал пару рюмок — то был подкулачником, а если пару бутылок, то однозначно — голодранцем.
Но настоящий голодранец — это уже я. Я и сачковать люблю, и у телевизора полежать, и по дому из меня помощник никакой. Зато я люблю пиво с селёдкой, чего дед Гришка себе не позволял никогда…
Но…. рассказ сей не обо мне и не о моём поколении, а о моём деде. Посему я продолжу.
В восемнадцатом году семью прадеда не уничтожили, просто всё отобрали, а самих их выселили на суглинок недалеко от родной деревни. На дворе был сентябрь, на носу зима, и оказаться с десятью детьми в чистом поле — это было небольшим подарком от комиссаров.
Но прадед унывать не привык и взялся за дело, засучив рукава. Работали все дружно, всей семьёй, как это и повелось испокон веку у настоящих русских людей. Напилили леса, перетаскали его на себе на возвышенность и там, на новом месте, поставили новый дом. Пока один на всех. Распахали потом землю, чистый суглинок, и удобрили новый огород торфом, который тоже натаскали из близлежащего болота. Короче, в скором времени зажили, как обычно. Пришедшие в 29-ом комиссары снова были удивлены. Как это, у семьи прадеда — и опять всё есть.
