— Прекрати, — говорит Шельда.
— Прекратить? — Эвану кажется, он сейчас взорвется, нервы сдадут. — Ты ведь понимаешь, что они собирались изнасиловать девчонку? Зажали бы ее вдвоем, задрали бы юбку… И что бы с ней потом было? И хорошо еще, если б просто изнасиловали, а то могли бы и убить. Ты знаешь, кто этот Меро? Знаешь? Сколько убийств на его счету?! Все мы здесь насильники и убийцы, Шельда! Так какого хрена?! Я добрым словом должен убеждать их? Ни мне, ни им уже нечего терять!
Отпускает.
Шельда долго смотрит на него, поджав губы. Что-то меняется в ее лице.
— Пойдем, — говорит она тихо. — Я закончила. Отнести его смогут и без нас.
Она ведет Эвана к дому.
Но не в дом, в сарай сзади. Поговорить. В доме Хёд и девчонка, и брат ее может в любой момент прибежать. А Шельде, выходит, свидетели тоже не нужны.
В сарай, и прикрывает дверь.
— Твои люди больше никого не тронут, — мягко, но очень уверенно говорит она. — Ты можешь не беспокоиться.
— Не тронут? — удивляется он. — Что это значит?
— Я это сделаю. Магией, — говорит она, глядя ему в глаза. — Они будут вести себя тихо.
— Ты сможешь?
В это сложно поверить, но…
— Смогу, — уверенно говорит Шельда. — Их всего двадцать, и Лес их пока не зовет, не имеет силы над ними. Так что это не сложно.
Ее глаза… Она выглядит совсем девочкой, такой юной, нежной… если только не заглядывать в глаза.
— Ты… ведьма? — говорит Эван. — Из Леса?
Она улыбается чуть-чуть грустно и кривовато.
— В какой-то мере, да.
— В какой-то мере?
Шельда пожимает плечами. Не хочет объяснять.
— А этот твой… слепой? — говорит Эван.
— Он оттуда.
— Вы ведь вместе, да?
— Нет, — Шельда качает головой. — Он мой враг. Он убил моего мужа.
В ее темных глазах такая тоска.
И боль, давящая изнутри.
— Твоего мужа? — говорит Эван. — Когда?
Готов поспорить, эти двое давно знают друг друга, вовсе не с того момента, как слепой очнулся здесь несколько дней назад. Было что-то раньше…
— В Фесгарде, — говорит Шельда.
Так говорит это, словно ей хочется все рассказать, неважно кому, просто устала держаться в себе. Словно есть что-то, что мучает и не может найти выход. Почти безысходность.
— Расскажи, — говорит Эван, пытается улыбнуться ей как можно более уверенно. — Ты ничего не теряешь, мне твои тайны разбалтывать некому. Тем более, что меня скоро сожрут твари и я унесу твою тайну в могилу…
Чуть морщится. До могил не дойдет. Нечего, да и некому будет хоронить, но это не имеет значения.
Шельда смотрит на него, пытается что-то решить. Ее губы плотно, упрямо сжаты.
