Занятый игрой, постепенно уносившей его богатство, Макарие вдруг подумал о том, какой из себя Тодор. Ну не смешно ли, да и кто поверит, — просидел с человеком несколько часов кряду и ни разу не взглянул ему в лицо. Могло ли бы такое случиться при других, нормальных обстоятельствах? Ведь и за карточным столом нечто подобное едва ли возможно. И вот поди ж ты, случилось. Макарие просто понятия не имел, какой он, Тодор,— молодой или старый, блондин или брюнет, а может, такой же косматый, как спасатель Йон, которому удалось вовремя смыться? На самом деле, он, конечно, изредка взглядывал на Тодора — но то, что он видел, не было человеком, это был всего лишь миг, судорожный рывок, загадка в грохочущем ритме их битвы.
Сейчас он с удивлением заметил, что Тодор еще довольно молод, а с его красивого загорелого продолговатого лица даже в самые напряженные моменты не сходило выражение доброты и благодушия. Макарие вновь почувствовал под собой бездну. За этим благодушием крылась такая сила, какой он доселе еще не встречал. И он сразу понял, как мало у него надежды. «Ему лучше не вставай на пути. Сожрет тебя с потрохами, и при этом даже тень не ляжет на его блаженную ангельскую улыбку...» — уныло подумал он, и на него навалилась вдруг неимоверная усталость. Долгие, нескончаемые часы, проведенные здесь, незаметно подточили его силы, и вот он дошел до точки. «Может быть, Тодор и не совсем такой, — усомнился он, безуспешно пытаясь проверить свое первое впечатление. — Может быть, у меня начинаются галлюцинации? А может, все это мне снится?..» Это и впрямь была отличная идея, единственная спасительная мысль в течение последних часов, за которую он мог ухватиться. «Может быть, мне это снится... Может быть, я во сне теряю тысячные ассигнации, которые одна за другой отрываются от меня и летят в бездонную пропасть. Наконец, откуда у меня столько деньжищ? Это, конечно, не может быть явью. Никогда у меня не было такой уймы денег. Я себя знаю. Если мне не изменяет память, я, Макарие из страхового общества, прирученный, но все еще чурающийся людей волк, проживающий в бесконечно далеком домишке на окраине города и имеющий жену, которая, покрывшись одеялом, спокойно спит на своей кровати, не имея ни малейшего понятия о том, какие ужасные видения преследуют ее супруга...»
Солнце поднялось уже довольно высоко, но у Макарие не хватало духу взглянуть на циферблат своих ручных часов. Под жаркими лучами его деньги таяли, как вешний снег. Он играл, словно заколдованный. Все в нем и вокруг него заскорузло. Его уже ничто не волновало. Вместо него сидел незнакомый человек, равнодушный чужак, который прибрёл откуда-то из ночи, принял его обличье и стал спокойно и бездумно наблюдать за всеми этими движениями, своими и чужими, движениями, смысл которых был слишком неважным для того, чтоб хотя бы на секунду задержаться в сознании.
