— Открывай! — прорычал он и рассмеялся.
Под человеческим голосом, довольно мощным, прорезался чужой, звериный рык. Он любил добавить интонаций от второй половины. Когда-то я дрожала от его голоса, как осиновый листок.
Дверь распахнулась, и музыка чуть не опрокинула меня в нокаут.
Глубокие басы проникали в нутро и отдавались в груди. Я поморщилась, но вошла в прокуренное, темное помещение с низким потолком. Вентиляция не справлялась с нагрузкой: сигареты, духи, свежий пот танцующих тел, все смешивалось в удушливое амбре. Синевато-красный свет, напоминающий полицейские мигалки, навевал тревогу. Он то вспыхивал, то погружал в полную темноту, но я помнила дорогу и шла вслед за Зверем. Перед ним расступался народ, он резал толпу, как ледокол. За спиной она смыкалась, мне приходилось прорываться.
От меня так отвыкли, что не узнавали.
Когда-то я ходила у его левой руки и точно так же, как ему, мне уступали дорогу. Давно это было… Я совсем не скучаю по тем временам. Я вообще за сестрой пришла.
Музыка била по голове и у меня ныли виски.
Зверь шел через весь зал — длинный и вытянутый. В конце находились отдельные помещения, там потише. Он отбросил в сторону шуршащую шторку из перламутровой ткани и толкнул дверь.
Вижу, они ремонт сделали.
Стены, затянутые черным шелком с белым тиснением сразу окунули в шикарно-мрачную атмосферу. Люстры под потолком, квадратные, в тяжелых металлических рамах, были тусклыми. Дизайнеры делали ставку на красоту, а не освещение — со своей ролью они не справлялись.
В конце комнаты я увидела сестру. Съежившись, она утопала в кожаном диване. Глаза в пол, перепуганная, но, похоже, цела. Слева от нее, по-хозяйски откинувшись на спинку и забросив сверху руку, развалился мой бывший. Бывший друг, любовник, возлюбленный.
Главный хищник нашего города.
Лицо Руслана грубее, словно вытесанное из камня. Темные волосы он коротко стрижет и своим видом озабочен не так сильно, как Зверь. Тоже здоровенный — по-другому бы не получилось. Оба высокие, крупные, злые — они похожи, потому что у них одинаковое животное.
Двухнедельная щетина начала оформляться в бороду, хотя обычно он ее не носил. Он и раньше брился два-три раза в месяц — не придавал значения, в отличие от Зверя. Вот тот всегда чисто выбрит. Его щетине максимум могло исполниться два-три дня.
В расстегнутой рубашке я видела темные волосы на груди и дорожку внизу живота, которая заканчивалась где-то под застежкой джинсов. Он был в черном, татуировки на смуглой коже сливались с одеждой.
