Дед Марко всю неделю не переставая курил свою вонючую трубку — ведь теперь, когда пришли немцы, незачем было экономить ни табак, ни деньги, теперь всего будет вдоволь,— и то и дело призывал Йожко — выспросить у него новые подробности. И Йожко с увлечением рассказывал о том, что видел, с восторгом о том, что слышал и что сам выдумал. Дед с сияющими глазами слушал о том, что Йожко видел, светился счастьем, когда тот рассказывал, что говорят люди, совершенно терял голову от выдумок внука и тут же посылал его за новыми, еще более прекрасными и волнующими вестями.
Но потом ему этого стало мало и, когда в селе появились офицеры, он сказал:
— Я, на беду мою, не могу ходить, так вот сбегай и приведи мне одного. Только смотри, непременно офицера. Я сам капрал, мне не пристало водиться с простыми солдатами. Вежливо поздоровайся и скажи: «Dort wartet an sie ein alter Kamarad» [1].
Мальчик затвердил эти слова на память и умчался, а дед надел все медали, полученные в прошлой войне, когда он так легко ходил и боготворил Франца-Иосифа. Медалей было много, и серебряная, и даже золотая…
Седовласый, с медалями на впалой хрипящей груди, он радостно ждал немца.
Йожко выполнил все точно, как приказал ему дед. Он схватил офицера за рукав и с сияющим лицом произнес заученную фразу. И, подумать только, немец не обиделся, посмеялся с другими немцами, спросил о чем-то, Йожко не понял, потрепал его по плечу и наконец, взяв для охраны солдата, пошел за мальчиком. По пути, когда дорога повела круто в гору, немец разразился проклятиями, но потом доверился Йожко, а того бросало в жар от страха, и он, размахивая руками, без конца повторял немцу, что «dort wartet an sie ein alter Kamarad», бывший капрал, и у него много медалей.
Наконец они добрались до Светковых. Солдат остался на улице охранять вход, а Йожко с офицером вошли в дом. Аница и Михец, увидев такого важного гостя, тут же убрались вон. А дед стоял посреди комнаты навытяжку, опираясь на свою суковатую палку. С белыми волосами и медалями на груди он выглядел величественно. Йожко никогда его таким не видел. Старик дождался самой светлой минуты в своей жизни. Он по-военному приветствовал гостя, поговорил с ним о чем-то по-немецки и попросил за стол. Тот уселся без церемоний. Дед приоткрыл дверь и кликнул дочь Мицку. Появилась Мицка, застенчиво, как все крестьянки, улыбнулась, опустила глаза, как положено почтенной вдове, и ямочки на ее щеках стали еще привлекательнее. Не сознавая этого, она в своем неподдельном смущении была весьма привлекательной и выглядела почти вызывающе, хотя в голове у нее, матери четверых вечно голодных детей, не мелькнуло ни одной дурной мысли. Она только верила, что наконец после стольких лет нужды к ним в дом, к ее детям пришло счастье.
