— А ну, стоять! — страшным голосом закричал Дмитрий, когда преследователи выскочили из-за поворота, и вскинул им навстречу руку с пистолетом. Вороненый ствол блеснул в свете фонарей, и Крестовский от души пожалел, что он ненастоящий. — Не двигаться! Перестреляю, как собак!
— Злой, у него волына! — испуганно и непонятно крикнул один из преследователей и тут же, не дожидаясь ответа, нажал на спусковой крючок.
Коридор наполнился громом выстрелов и оранжевыми отсветами дульного пламени. Этот беспорядочный, панический салют означал, что поезд, мчавший Дмитрия Крестовского навстречу его судьбе, прибыл на конечную станцию, в последний раз лязгнул буферами и замер у пустого, скованного лютым морозом и погруженного в вечный непроглядный мрак перрона.
Александр Антонович Гронский, казалось, не верил собственным ушам.
— Что? — почти шепотом повторил он. — Что ты сказал?
— Он был вооружен, — глядя в угол кабинета, чтобы не встречаться взглядом с яростно прищуренными глазами Гронского, деревянным голосом сказал начальник службы безопасности Солоницын. — Все произошло неожиданно, ребятам пришлось защищаться, ну и… В общем, убит в перестрелке.
— А тайник… — произнес Гронский тоном учителя младших классов, подсказывающего первокласснику начало правильного ответа.
— Не обнаружен, — закончил Солоницын.
Это был совсем не тот ответ, который хотел услышать Александр Антонович, и Солоницын это знал.
В кабинете наступила нехорошая тишина, нарушаемая лишь размеренным тиканьем электрических часов. Начальнику службы безопасности надоело таращиться в угол, он взглянул на шефа, но тут же испуганно отвел глаза и стал наблюдать за секундной стрелкой, которая короткими скачками двигалась по круглому белому циферблату.
Гронский едва сдерживал грозившее прорваться наружу бешенство. Потом он вспомнил, как пару дней назад мысленно потешался над покойным Крестовским, который, сидя в кресле для посетителей, вот точно так же едва не заскрипел зубами от ярости: все-таки проклятый сопляк ускользнул туда, где его уже не найдешь, и смерть его не доставила Александру Антоновичу никакого удовлетворения — ни морального, ни материального.
— Так, — справившись с собой, сказал он почти нормальным голосом. — Давай зови сюда этих уродов.
Солоницын поднес ко рту рацию, которую все это время сжимал в кулаке, и отдал отрывистую команду. «Уроды», по всей видимости, ожидали решения своей участи прямо за дверью, в приемной, потому что вошли в кабинет почти сразу — встали у порога, понуро свесив головы и сложив руки на животах, как будто у обоих были расстегнуты ширинки и они стремились во что бы то ни стало скрыть этот позорный факт от начальства.
