Быть киллером - Артемий Люгер

Я — киллер. Сегодня даже дети знают это слово, но если бы мне десять лет назад сказали, что я стану киллером, я бы без разговоров набил сказавшему морду. А может быть, и не набил бы. А просто рассмеялся: чушь какая-то и всё. И мои родители — папа, законопослушный советский инженер, и мама — библиотекарь со стажем, тоже, думаю, посмеялись бы, если бы, конечно, поняли, что означает это слово. И Нина Николаевна, мой классный руководитель в старших классах, прореагировала бы точно так же.

Учился я ни шатко, ни валко, но она меня любила. — Ты, — говорила она, — лентяй, каких мало, но душа у тебя хорошая, добрая и справедливая, можно сказать, советская у тебя душа.

Вот в последнем пункте она явно была права: был во мне этот кретинский, как я сейчас понимаю, советский душок. Благодаря ему я и от армии отмазываться не стал, хотя возможность, благодаря одному отцовскому закадычному дружку, была. И в Афган, как только сказали про защиту нашей советской родины от происков империалистов, вызвался одним из первых. Одним из первых и взяли, поскольку в приписных моих документах значилось, что я кандидат в мастера спорта по стрельбе. Надо сказать, что спорт в юности волновал меня мало, но в нашем классе все парни занимались каким-нибудь видом: от лёгкой атлетики и карате до футбола и баскетбола. Бегать за мячом или — как в лёгкой атлетике — просто так я считал занятием глупым, а чтобы тебе с твоего согласия били морду — и вовсе идиотизмом. А вот стоять на месте, а то и удобно лежать на мате, прижимая к себе удобную подружку — винтовку, это меня устраивало. К моему удивлению, стрельба у меня пошла. Без тренировки выбил норматив второго взрослого разряда, а потом за меня взялся тренер Василий Степанович, сибиряк и дуб дубом, но дело своё знавший тонко. Так что под его неусыпным руководством я сделал и первый, и норму кандидата в мастера.

— Точняк, — говорил он, — прямо белке в глаз.

Афган, конечно, разочаровал быстро. Розовая дымка исчезла первой, а для того, что наступило потом, и чёрная краска казалась недостаточно чёрной. С ребятами я сошёлся легко, а вот с командирами, в особенности из вчерашних солдат, оказалось не так просто. Некоторые сразу надувались как пузыри. Заискивали перед офицерами и всячески выделывались, за наш, естественно, счёт. При этом все, кто имел отношение к довольствию, продавали его афганцам, нам оставались крохи. Не брезговали этим и офицеры. Я в первые дни спросил у «деда», почему это рядом с любым жильём обязательно крутятся собаки, а вокруг нашей казармы тишина, никто не тявкает. — Так съели, — сказал он спокойно. Послужишь полгода, и ты, салабон, будешь жрать всё, что бегает и лает.