— И вам нравится то, что вы делаете?
— Нравится? Это приносит деньги. А нравится мне — вязать. Шапки!
И я показала на пустую сейчас, все еще немного влажную после мытья, голову. Паясо улыбнулся. Я — тоже.
Если спросить моего мужа, что делает его жена, он действительно ответит, не задумываясь: вяжет шапочки для зим.
От моей «скучной образины» он, впрочем, не в пример лирическому герою Высоцкого, не устал. Устала я — от роли мамы.
— Организуй клуб вязания для бабушек. Пусть общаются не у обкуренных подъездов. Сколько это у вас там баллов в карму? Авансом.
Не знаю, шутил тогда Слава или говорил серьезно, но я мигом преобразовала помещение, от которого отказался разорившийся съемщик, в арт-студию. И как-то сразу мы занялись активной сдачей квартир. Вернее, занялась я. Слава отшучивался, что он свое отработал, теперь мой черёд приносить деньги в семью. Но в каждой шутке лишь доля шутки, и теперь наш семейный доход всецело зависит от моей активности. Слава на полном серьезе говорит, что на пенсии. Странно, для бизнесмена. Обычно таких людей могут остановить только обстоятельства — как моего отца, который после краха чуть не отдал последнее, чтобы куда-то там на кого-то выйти через фсбшников. Слава его за руку поймал и образумил. И к седым волосам отца добавились еще и трясущиеся руки. Но это уже дела давно минувших лет. Они оба не созданы для нынешнего российского бизнеса.
Что нам собственно нужно? Чтобы на еду хватало. Ну и на путешествия… Хотя с собакой мы теперь вдвоем только на машине можем куда-то поехать. Слава ни в какую не соглашается нанимать дог-ситтеров. Отношение к Стэлле у него серьезнее, чем в свое время было к собственному ребенку. Наверное, как к внучке… Но боже упаси стать мне бабушкой. Нет, нет и еще раз нет. Я, как Миледи, слишком молода, чтобы умереть так рано… Возможно, поход в клуб омолодит меня годков так на… тцать…
Улицы в этой части Таррагоны такие же обшарпанные, как и в той, где расположился наш хостел. Вокруг входа в клуб содрана побелка, чтобы артистично обнажить красные кирпичи, которые ожидали нас и внутри. Я не сводила взгляда с кирпичной стены, чтобы не испортить игру Паясо, который что только не плел, пытаясь договориться с не шибко-то вежливым портье, чтобы нас пустили вне очереди. Договорился. Может, он действительно готовится к карьере маркетолога?
Кирпичные стены настраивали на андеграунд, а черно-белые фотографии музыкантов, висевшие в рамочках на деревянной стене — на место, имеющее какую-никакую историчность. Поживем, послушаем… Стены, выполненные в стиле грота, как в буфете одного из питерских театров, с трудом угадывались в темноте. И, несмотря на обилие светомузыки, я споткнулась о спасательные круги, прислоненные к какой-то стойке, и тут же пожалела, что все красные диванчики заняты — а то я бы с огромной радостью заныкалась в уголок и ждала, когда все это закончится. Музыка как-то сразу мне не понравилась — под такое только танцуют, слушать подобное — насилие не только для ушей, но и для нервов. Или я действительно стара для подобного вида развлечений. Надо было ходить по клубам в юности, а не быть пай-девочкой. Наверное, я упустила в жизни довольно много положительных впечатлений — и пойди я в клуб в не почти что семнадцать и не с теми, с кем пошла, не получилось бы того, что получилось… Сейчас я, кажется, сделала более правильный выбор — пошла не просто в ночной клуб с танцполом, а на концерт, и не с подругами, а с парнем. Пусть и не со своим. Подруги, одна из двух, тоже оказалась совсем не подругой. Но думать об этом сейчас не надо. Неприятные воспоминания, даже с выдержкой в четверть века, имеют свойство портить настоящий момент. А его англичане не просто так называют «презент» — то бишь подарок. Надо наслаждаться каждой секундой в обществе беззаботного клоуна. Ведь такого больше никогда не повторится. Если я и пойду еще раз в клуб, то с подругой. Снова!
