— Не позволяйте мне здесь спать, иначе я обгорю.
— У вас удивительно здоровая психика, — заметил Трапп, тоже закрывая глаза.
Луг вокруг жужжал множеством насекомых, распаренные цветы пахли сладостью и летом. Солнце нещадно припекало, и в расплавленности этих минут было что-то удивительно порочное.
— Что толку закатывать истерики и давать волю страхам, — отозвалась Гиацинта рассудительно. — Это все необходимо в том случае, если есть кому оценить такой спектакль. В жизни же имеют значение только поступки, а не чувства. Ты просто сосредоточена на том, как сделать следующий шаг куда поставить ногу, как не упасть. Этой ночью мы не упали, Бенедикт. Это воодушевляет.
— Я рад, что вы так трезво смотрите на вещи.
— Вы перестали задавать мне вопросы, — заметила она неожиданно. — Совершенно разуверились в моих ответах?
Он улыбнулся и запустил пальцы в её распущенные волосы.
— Как шелк, — с удовольствием заметил Трапп. — Ваша ложь, моя дорогая, куда красноречивее иной правды.
— Я могу сказать вам одну правду — после того, как мы вместе побывали на волосок от смерти.
— Правда от вас? Какая безумная редкость! Что же, извольте. Почему вы вышли замуж за канцлера Крауча?
— Ах это, — она вздохнула. Взяла его ладонь и накрыла ею свое лицо. Он чувствовал, как легкое дыхание щекочет кожу. — Всё просто: он меня шантажировал.
И Гиацинта вдруг лизнула его ладонь.
16
— Шантажировал? Чем шантажировал? — глупо спросил Трапп, прекрасно понимая, что просто так, без коварства и пыток, Гиацинта не станет раскрывать свои грязные секретики.
Горгона чуть сместила его ладонь, которой прикрывала от солнца свое лицо, и одним блестящим глазом уставилась на него.
— Мне ответить и дать вам тоже повод для шантажа? — спросила она.
— Полагаете, я буду принуждать вас к браку с помощью угроз?
— Не будете? — живо уточнила горгулья.
— Возможно, я подумаю о женитьбе на вас в минуту наивысшего отчаяния — когда мне смертельно захочется сломать себе шею… несчастный случай на охоте или банальное падение с лестницы?
— Вам я позволю выбирать самому, — беззастенчиво заявила Гиацинта и села. — Что возвращает нас к главному.
— Что у нас главное этим утром?
Вместо ответа эта невыносимая женщина так высоко задрала подол воздушного летнего платья, что нога в бледно-лиловом чулке обнажилась до середины бедра.
У Траппа уже было достаточно возможностей как следует разглядеть изгибы и впадины Гиацинты, и он никогда не отказывал себе в этом удовольствии, но сейчас обратил внимание на то, что раньше ускользало от его взгляда.
