Когда рабочие пришли в семь утра, здесь уже дежурила стража правопорядка. Блестящие козырьки, карабины за плечами… Нет, людям не препятствовали заходить на территорию и не разгоняли, но ничего хорошего это не предвещало. Подъехали и репортёры. Двое в шляпах и новеньких плащах толкались среди митингующих, фотографировали, брали интервью.
Матвей нервничал. Пока он – среди толпы, пока является частью этого огромного сборища, опасность не грозила, но, казалось, стоит отделиться, как он останется один на один с синими шинелями. И как бы он ни старался, отвязаться от этих мыслей не получалось. Остальные рабочие были настроены более оптимистично. Люди полнились решимостью добиться своего, подбадривали друг друга, создавая атмосферу всеобщей пролетарской солидарности.
Много молодых лиц мелькало в толпе. Молодёжь была настроена непримиримо, молодёжь желал идти до конца. Новое поколение знало, кто их враг. Этот враг угнетал их отцов, а теперь – их самих, едва вышедших по достижении четырнадцати-пятнадцати лет на заводы и фабрики. Они видели нищету дома, давились презрением начальства на производстве, им не приходилось объяснять, кто виноват в столь бедственном положении – они впитали это с молоком матерей, родивших их в сырых углах тесных пролетарских бараков. И терять им было нечего в отличие от старшего поколения, обременённого семейным долгом.
Как всегда, Матвей держался в стороне от коллектива своего цеха. Изредка посматривал на товарищей, но примкнуть к их компании не торопился. Там то и дело мелькали лица пропойцы Кондрашки и его друга Данилы из ремонтной бригады – не хотелось лишний раз пересекаться. Да и вообще настроение было паршивым: не до разговоров.
Пришли почти все. Вася Прыщ в картузе набекрень держал транспарант, Ефим поёживался от холода в тонком пальтишке, и как всегда, над собравшимися возвышался бригадир Баян. Жора Семёнов агитировал, его бойкий, уверенный голос отчётливо пробивался среди всеобщего гомона.
Рядом кучковались рабочие других цехов: у фонтана обосновались литейщики, неподалёку сварщики развернули над головами плакаты с требованиями. За спиной слышались женские голоса: работницы сборочного цеха и женщины-диспетчера тоже явились поддержать митинг.
Погружённый в себя, Матвей поначалу не обращал на них внимания, но со временем от скуки стал прислушиваться к разговорам. Особенно пылко выступала молодая девушка, она рассуждала о необходимости уравнять мужские и женские зарплаты, а так же высказывала идею, что женщинам должны предоставлять длинный оплачиваемый отпуск после рождения ребёнка. Матвей не знал, кто такую ерунду выдумал: сомнительно было, что хозяева согласятся платить работнику ни за что, ведь даже двухнедельные оплачиваемые отпуска ввели только в столице на госпредприятиях, тем не менее, многие женщины стояли горой за эту идею.
