***
Отравленный дождь поливал ржавое железо покорёженных составов, гнилые шпалы и ковыль, коим поросло всё вокруг. Несколько часов прошло, а проклятая морось не прекращалась.
Павел сидел на матрасе и разглядывал чёрно-белую мятую фотокарточку с обгрызенным углом. Со снимка на него смотрела молодая женщина, одетая в старомодное платье с высоким воротником. Бородатый лежал возле кострища, раскрыв гнилой рот, выпученные глаза таращились в потолок, а спутанные красные волосы липли к лицу: кровоточила разбитая голова. Камень, принёсший смерть незадачливому работорговцу, откатился в сторону. Павел смыл кровь со своих рук, но на манжете курточки остались засохшие, бордовые пятна – жуткое напоминанием о совершённом смертоубийстве. Омерзение всё никак не отступало. Никогда прежде не было, чтоб вот так вот, голыми руками… чтоб ощущать, как душа выходит из обмякшего тела. Гадко. А в потолке зияло маленькое круглое отверстие – след недавней пули.
У ног – вещмешок бродяги. Карабин стоял у облупленной кирпичной стены. Подобным оружием Павлу прежде не доводилось пользоваться, но разобрался быстро. Магазин – на пять патронов, затвор – древний продольно-скользящий. Патроны напоминали обычный винтовочный 7.62 мм, только крупнее. На донце гильзы Павел нашёл маркировку: 8.89х55. За оружием, как и за своим внешним видом, бродяга почти не следил: затвор двигался с усилием из-за забившегося внутрь песка. Револьвер находился в лучшем состоянии: хоть и старый, и воронение изрядно потёрто, но работал, как часы. Револьвер был двойного действия и имел длинный шестидюймовый ствол. Хранил его бродяга в грубой, кожаной кобуре, крепящейся к поясу.
В вещах убитого помимо еды и кисета с махоркой Павел обнаружил треснутый компас, нагрудный фонарь с петлёй, чтобы вешать на пуговицу, огниво, две обоймы для карабина и пачку револьверных патронов, а ещё зелёную коробочку с циферблатом. Странный прибор, явно самодельный, напоминал счётчик Гейгера. Павел повертел его в руках, хотел выбросить, чтоб не таскать лишнюю тяжесть, а потом всё же решил оставить – мало ли, пригодится. Так же у убитого имелся охотничий нож.
Фотография больше всего озадачила Павла. Бродяга хранил её во внутреннем кармане телогрейки, поближе к сердцу. Какой-то родной человек был запечатлён на ней. Жена? Дочь? Сестра? Ждёт ли его она или давно отдала душу Господу? Павел сам не знал, почему так зацепился за этот снимок. Задумался ли о судьбе убитого или, может, женщина эта воскресила в памяти лицо супруги, оставшейся лежать в кровавой ванне в старом, привычном мире. Снова взгрустнулось.
