Томъ девятый. Передвинутыя души, — Кругомъ Петербурга | страница 21



Я, впрочемъ, предпочелъ уклониться отъ отвѣта.

— Охранное отдѣленіе, — сказалъ мой собесѣдникъ, — устроено для того, чтобы икскреннымъ образомъ надзирать за исполненіемъ законовъ.

— Искреннимъ образомъ?

— Не искреннимъ, а икскреннымъ.

Я понялъ, что онъ хочетъ сказать экстреннымъ.

Въ видѣ отвѣта я покачалъ головой, потомъ сказалъ:

— Сумлѣваюсь штопъ…

— А я не сумлѣваюсь, — возразилъ мой собесѣдникъ. — Я такъ и дѣлаю. Пишите: старшій никкелировщикъ Петръ Семеновъ Молотковъ экскренно хочетъ блюсти законы черезъ охранное отдѣленіе. Запишите мое имя. Пусть всѣ знаютъ. Я не боюсь.

Должно быть, мысли мои было не трудно прочесть на моемъ лицѣ.

Мой собесѣдникъ нахмурился.

— Конечно, — сказалъ онъ угрюмымъ тономъ. — Я знаю, бываютъ разные случаи. Не безъ того. Напримѣръ, на самую Троицу такъ случилось. Пришли въ заводъ агенты за обыскомъ и стали рыть въ подвалѣ и вырыли желѣзное ведро. Въ ведрѣ двѣ бомбы и двѣ оболочки. Сейчасъ сторожа за бока. — Кто клалъ? — «Знать не знаю». Забрали его и еще двухъ рабочихъ по верховымъ догадкамъ. Стали находку смотрѣть. Бомбы, какъ бомбы, никакихъ знаковъ особенныхъ. Потомъ взялись ведро въ разныя стороны вертѣть. На днѣ отыскали марку: 00 — два нуля. Стали придумывать, къ чему же эти два нуля. Одинъ говоритъ: мука крупчатка бываетъ на два нуля высшаго сорта. Другой говоритъ: — Машинки бываютъ для стрижки самыя короткія въ два нуля. Третій говоритъ: — Еще въ уборныхъ на дверяхъ пишутся два нуля… Еще одинъ молчалъ — молчалъ, думалъ — думалъ и говоритъ: «А можетъ быть, это и не нули, а просто буквы: О. О…» Вотъ вѣдь какъ сдѣлали!.. Свое собственное ведро въ землю закопали и даже знаковъ не уничтожили. Безъ приказанія, сами… Двое агентовъ… Пришлось поневолѣ прекратить дознаніе.

— Ну вотъ, видите, — сказалъ я.

— Не безъ того, — повторилъ онъ, — но ежели я гражданинъ, я стану добиваться, чтобы было по иному.

Я опять ничего не сказалъ.

Мнѣ вспомнился Зубатовъ, отецъ Георгій Гапонъ, 9-е января.

Видно, тоже мочало, — начинай опять сначала.

— Вы думаете, это Зубатовъ, — сказалъ мой собесѣдникъ какъ будто въ отвѣтъ… Ничуть не Зубатовъ. Здѣсь дѣло иное. Ежели вы слыхали, дѣло о «бракѣ Шатунскомъ»?

— Слыхалъ.

Онъ говорилъ объ извѣстной исторіи съ бракованными шрапнелями, которая недавно обошла всѣ газеты. Казенный пріемщикъ, капитанъ Шатунскій ставилъ на нихъ свой обычный знакъ: Б. Ш. — «Бракъ, Шатунскій». Но чья-то невѣдомая рука искусно замѣняла букву Б буквой Г. И такимъ образомъ получался другой знакъ: Г. Ш. — «Годенъ, Шатунскій». Шрапнели поступали въ пріемку, но въ пробной стрѣльбѣ ихъ негодность выступала еще ярче прежняго. Капитанъ Шатунскій сталъ задумываться и довольно скоро дошелъ до самоубійства.