Появление врача с другими сотрудниками встретил Антон с выражением глубокой скорби на лице.
– Все, – сокрушенно развел он руками, – не уберегли.
– Ото ж кто бы мог подумать, – подобострастно поддержал его Припасенко, больше всех переживавший за случившееся. Теперь его собственная судьба, как он полагал, зависела от Бузыкина. Только он мог подтвердить, что часовой не покидал свой пост. И облегченно вздохнул, когда Бузыкин, положив руку ему на плечо, эхом повторил вслед за ним:
– Да, кто бы мог подумать... И не говори, Гурьян.
Итак, после того как врач констатировал смерть обоих, к делу приступили эксперты. Всех волновал один вопрос: как револьвер Охрима попал в руки подследственного?
Отобрать его у физически сильного шефа не мог бы даже здоровый человек, где уж там вконец ослабевшему, измученному арестанту. Но подозрений в том, что мог быть другой револьвер, ни у кого даже не возникло: слишком ясной была картина. А когда было установлено, что пули, выпущенные в Онопко соответствуют калибру его нагана, дело закрыли. В основном сошлись на версии, что так, мол, неосмотрительно шеф оставил наган после того, как угрожал им Ивану. Рассвирепел, поди, что тот отказался подписать бумаги, хоть раньше и согласился это сделать, вот и... Кто-кто, а Бузыкин выжал из этой версии все, что мог: он не только вышел сухим из воды, но еще и приобрел достаточный авторитет в глазах сослуживцев. В своей докладной он подробно изложил, как по поручению Онопко сумел склонить Нагнибеду к сотрудничеству, и в доказательство привел полученный от него адрес родной сестры (слово, данное Ивану, было для Бузыкина пустым звуком. Впрочем, так было всегда, а не только в случае с Иваном).
Этот факт, конечно же, перевесил бы любые подозрения в отношении Антона, если бы таковые возникли в ходе следствия: все знали, сколь дорогим человеком была Ивану Ксения. То есть выдать он ее мог только на основании какого-то договора, где бы им обоим гарантировалась безопасность. И Бузыкин ловко наводил следствие на мысль, что этот договор между Онопко и Иваном уже был. Что уж они потом не поделили; кто из них кому и что был должен и взамен чего, теперь оставалось только гадать. Но догадки к делу не пришьешь, да никто сильно-то и не старался вникать в столь ясное дело. Онопко был не совсем, чтобы свой в среде местных чекистов, и о нем очень скоро забыли. Антон же, кроме всего прочего, обрел в лице Припасенко преданного друга: это он начисто отмел все подозрения, что часовой мог, но не предотвратил убийство. Когда об этом зашла речь, он сказал, как отрубил:
