Потому что подгадал кто-то Ваське в подворотне нож под ребра, и хоть и дополз он до людей на улице, и, говорят, много денег обещал тому, кто поскорее в больницу доставит, но что-то никто не поспешил помочь раненому.
В итоге поздновато привезли его в больницу, и спасти ему жизнь не удалось. Если, конечно, пытались спасти: фигурой-то он был зловещей и хорошо известной в городе. Оттого-то, может, и врачи не сильно торопились.
А Антошка уже среди сверстников гоголем ходил, намекая, с кем он «делает дела», и вызывая этим жгучую зависть пацанов и восхищение девчонок. Но эти чувства в них надо было все время поддерживать наличием деньжат в кармане, а их как раз и не было больше.
Дела-то на корню заглохли. Чтобы не потерять авторитет, он сам предложил отчиму свою помощь, в которой столь долгое время отказывал ему. Но и тут прокол вышел: теперь уже Вениамин презрительно отнесся к его просьбе. Со смертью Васьки он сделался страшно подозрительным: из дому выходил только поздно вечером и возвращался далеко за полночь. Перестали валом валить и собутыльники. Антон догадывался, что между ворами пробежала какая-то кошка, и отчим боится за свою жизнь. А еще он знал, что у него есть заначка, и, спасая свою шкуру, он в любой момент может сбежать.
Да и пусть бы бежал, оставил бы только заначку.
И как-то подспудно усилил пасынок бдение за отчимом, будто знал, что людей в таких ситуациях так и тянет лишний раз убедиться в сохранности тайника. А это, между прочим, непреложный факт. И вот – удача.
Хоронясь днем на чердаке своего дома, он увидел, как отчим, зайдя в сени с улицы, вытащил из-под лавки с ведрами сначала всякие горшки, склянки, банки, а уже потом осторожно извлек оттуда же небольшую сумку.
Поминутно озираясь, достал из нее несколько купюр и тут же вернул на место, замаскировав все теми же банками. С большим трудом Антон сумел дождаться вечера и после ухода отчима перепрятал сумку в свое, более надежное, место, предварительно позаимствовав из нее несколько червонцев. Теперь можно было показаться и пацанам с девками, которых он угощал уже не только пряниками. В общем, погулял на славу и домой вернулся лишь под утро, при едва забрезжившем восходе солнца. Был он полон впечатлений и розовых надежд на будущее. Мысль, что отчим может его расколоть, как-то не беспокоила, а если и шевельнулась разок, то отнесся он к ней с легким пренебрежением. Заподозрит? Да и пусть. Он будет вести себя достойно, с гордо поднятой головой «пойдет в несознанку». Пусть попробует доказать, что это Антошкиных рук дело. Кто как не сам отчим – к месту и не к месту – утверждал, что, мол, не пойман – не вор? Сколько раз, по его собственным рассказам, он уходил от наказания «за неимением улик»!
