Так и тут: ты сперва поймай Антошку, а уж потом спрашивай. О методах дознания у парня было еще смутное представление. Если оно вообще было. Так ведь молод еще. (Зато как изощренно будет применять эти самые методы Бузыкин в своей последующей жизни!) В таком приподнятом настроении он перешагнул порог дома и на цыпочках (обувь снял в сенях) направился в свою комнату. Но не сделал и шага, как цепкие руки отчима ухватили его за горло и прижали к стене.
– Деньги, змееныш! – прохрипел в самое ухо Вениамин и ткнул под дых так, что Антон согнулся в три погибели. – Быстро деньги на кон! – И очередной удар, теперь уже по шее. Потом, не давая пасынку опомниться, рывком поднял его и шарахнул головой о стену: – Ну!
От такого ошеломляющего натиска враз улетучились все заготовленные красивые фразы о непойманных ворах, и ни о какой гордой осанке уже не было и речи. Одна только мысль и осталась: хоть бы не убил.
– Щас, щас, не бей только, – прерывисто и надсадно просипел он. – Тут они, тут. Пусти, покажу.
– Ну, кажи! – чуть ослабил хватку отчим. Но как только Антошка дернулся, прижал снова и прошипел: – Говори, где, сам найду.
В это время из комнаты со сковородой в руках и с криком: «Ах ты, изверг!» – выскочила Одарка.
Глаза матери горели негодованием, и ободрившийся сынок – ее крик и свирепый вид мог быть только в его защиту! – вцепился зубами в руку отчима. Тот взвыл от неожиданной и дикой боли и, выпустив пасынка, заплясал по комнате, размахивая руками. В Антошке же – в кои-то веки! – проснулось благодарное чувство. Готовый обнять ее и расцеловать, он в порыве признательности бросился к матери, как вдруг она с силой огрела его той сковородкой. Все в доме поплыло, закувыркалось перед глазами Антона, и он брякнулся на пол.
– Щенок, – как во сне услышал он ее визг. – По миру хочешь нас пустить, паршивец! Быстро признавайся, где деньги!
Боль, обида, горечь обманувшейся души – все это вмиг забродило-взбунтовалось внутри и выплеснулось в мстительном протесте, выразившемся в сложении незамысловатой фигуры из трех пальцев; и он сунул ее матери под нос:
– Вот вам обоим, а не деньги!
И попробовал подняться, но ноги не слушались, и голова гудела. А через минуту отчим уже спеленал его веревками по рукам и ногам. Затем громко, так, чтобы дошло до пасынка, велел Одарке разжечь примус.
– Щас мы ему для начала пятки поджарим, потом еще что-нибудь придумаем. – И Антону: – Не волнуйся: скажешь. Еще как скажешь.
