Антон же, заполучив часы, буквально отрешился от мира, и чем дольше созерцал их красоту, тем яснее понимал, как трудно будет с ними расстаться. Что уже не сможет отказаться от них. Он должен их иметь!
Он то ласково поглаживал их, то, уловив отсвет лампы, играл «зайчиком» по стенам и потолку, и... сиял от восторга, как малое дитя. Ах, как они согревали его душу.
Он это чувствовал всем своим существом. В кои-то веки Бузыкин во что-то влюбился, но – увы! – безответно. Предмет любви принадлежал другому: тому, чье имя было выгравировано в честь юбилея и на месте которого ему хотелось видеть себя – на месте художника. Вот так же эффектно вынуть бы «бочата» из кармашка жилета и, сообщив время, столь же небрежно защелкнуть и вернуть их назад – о-о-о! Он даже не замечал, что инсценирует эти движения, как не заметил и невольно вырвавшийся из груди стон.
Но все это видел Полуяровский: в сильной озабоченности следил он за бурей эмоций, отражавшихся на лице заплутавшего путника.
– Ну, налюбовался, – протянул он руку за часами, но Антон решительно загородил их своим корпусом.
– Продай, – выдохнул он и впился в художника горящими от возбуждения глазами. – Ты себе еще найдешь, а я – нет. Продай!
– Зачем они тебе? – как можно мягче сказал Владлен. Ему были известны случаи, когда чересчур неуравновешенные люди готовы были на безрассудный поступок именно от созерцания драгоценностей. Вернее, из-за невозможности их иметь. – Ты же видел, что это именные часы.
– Пусть, – не очень-то вникал в суть его слов Бузыкин. – Ты просто не веришь, что я могу тебе хорошо заплатить. Не веришь? А я могу. Скажи – сколько? – Отложив часы, он резко запустил руку за пазуху: – Не веришь, так щас поверишь...
Реакция Владлена была мгновенной: подумав, что тот полез за оружием, он тут же выхватил наган:
– Спокойно, парень. Руки на стол!
Увидев нацеленное на него дуло, Антон побелел от страха и сразу обмяк. Как-то сразу прошло и наваждение.
– Да не-е, што ты. Ты не понял, Влад. Я по-честному. Вот, смотри, – бормотал он, спешно сбрасывая на стол ассигнации. – Я купить хочу.
– Очнись, друг, какая тебе тут купля-продажа? – строго сказал художник и взял часы со стола. – Тем более, что за эти бумажки ты сейчас не то что часы, булку хлеба не купишь.
– Подожди, подожди, – умоляюще сложил перед собой руки Антон. – Я только еще достану. – Он снял шапку с гвоздя и, поколдовав с подкладом, извлек оттуда другие деньги. Это были франки: – А за эти?
