– Женский монастырь? – подсказал мужчина. – Так оно и есть. И этот дом – приют для таких путников, как ты. Ну, а я здесь по поводу реставрации икон да еще есть кой-какие хозяйственные причины. К тому же сегодня я прибыл со своей невестой, Ксенией. Она как раз ушла к матушке молиться и пробудет там до утра. Так что будем вдвоем вечерять, – улыбнулся он и протянул руку: – Владлен Полуяровский, свободный художник. Можно просто – Влад.
– Антон, – не соврал Бузыкин, пожав его руку, но фамилию умолчал.
– Ну, Антон, значит, все на столе; поужинаем, чем Бог послал. Ты пока тут осмотрись, а я пойду задам твоему коню овса.
– Э-э, нет, – как ужаленный вскочил тот. – Это я, брат, сам сделаю. Если позволишь, конечно.
– И так ладно будет, – не обиделся Владлен. – Чего ж не позволить. Возьми вон только лампу. Темень-то на дворе, хоть глаз выколи.
Как ни пытался потом художник разговорить гостя, ни за ужином, ни после него тот так и не пошел на контакт: отвечал односложно, в долгом умолчании подбирая слова для ответа. Беседа не клеилась; Полуяровский достал из кармашка жилета часы, чтобы посмотреть время, и не заметил даже, как при этом так весь и подобрался его собеседник. Сопровождаемая дивной мелодией, откинулась крышка часов, Владлен покачал головой и зевнул:
– Ну, что ж, время хоть и не позднее, но можно уже и на покой. Доброй тебе ночи, Антон. Завтра ты как: рано поедешь?
И тут хмурый путник вдруг разговорился. Несмотря на полумрак в избе, он четко разглядел эти часы на золотой цепочке. Блеснув ярким отражением тусклого света лампы, они как магнитом приковали его внимание. К тому же буквально заворожила его и прозвучавшая мелодия.
– Это что – часы такие... с музыкой? – не ответив на вопрос, облизнул он вмиг пересохшие губы. – Золотые?
– Что, никогда не видел? – удивился художник. – Золото с инкрустацией.
– Видел. Раз только, да и то мельком. У командира одного.
– Так ты что, белый? – с интересом вгляделся в него Владлен.
– Почему сразу – белый, – стушевался Антон.
– Потому что красные своего командира за такие часы сразу бы повесили. Это ведь признак буржуя.
– Я ни за кого, – после некоторого замешательства выдавил Бузыкин. Он не знал, как себя вести с этим образованным художником. – Я сам за себя.
– Тоже позиция, – сказал Владлен, и в голосе его почудилось Антону одобрение. – Хочешь посмотреть? На, полюбуйся.
Бузыкин невольно дернулся и с такой готовностью протянул руку, что Владлен лишь покровительственно усмехнулся. Но когда увидел, с какой жадностью тот рассматривает крышку и водит пальцем по гравировке на обратной стороне, ему стало немного не по себе.
