– Не, ты не злой, – вынырнул из зарослей лебеды у заплота худенький мальчуган лет восьми, в коротких штанишках с одной лямкой через плечо. Лукина он разглядывал с явным интересом.
– А ты почем знаешь? – удивился Федор.
– Шнурок злых сразу чует. Ему человека распознать – раз плюнуть! – гордо сообщил пацан. – К злому ни за что не подойдет.
– Вон как. Выходит, он чует, а ты – нет, раз от меня таился?
– Это я там от него прятался, а не от тебя, – шмыгнул носом мальчик, махнув рукой на лебеду. – Давай-ка его сюда. – И совсем осмелев, дотронулся до звезды на пряжке майора. – Мой папка тоже в армии. У него даже медали есть. – И не совсем уверенно добавил: – Может, скоро вернется. Вот здорово будет, да?
– Конечно, – согласился Лукин. – Ну, а звать-то тебя как?
– Меня? Марк, – охотно представился мальчик.
– А ты к нам?
– Наверное, к вам, Марк. Мама твоя кто?
– Мама? – переспросил Марк и повернулся к дому. – А вон она идет сюда. Мам, быстрее, это к тебе!
– И, звонко выкрикнув: – Шнурок, за мной, – припустил наперегонки с собачкой по безлюдной деревенской улице.
«Наверное, сестра Гурьяна, – подумал Федор, вглядываясь в невысокую женщину, спешившую к нему по узкой тропинке, разделяющей ряды аккуратных грядок по обеим ее сторонам. Она была в легком ситцевом платье с повязанным поверху фартуком, которым на ходу вытирала руки. Подошла, с опаской взглянула на пришельца.
– Вам кого? – спросила настороженно.
– А вы – Евдокия Припасенко? – спросил в свою очередь Лукин и, получив подтверждение, продолжил: – Разговор у меня к вам будет о жене Гурьяна. Кажется, ее зовут Ксения?
– Слава Богу! – с явным облегчением вздохнула Дуня, что несколько удивило его. – Я уж думала опять о Руди... – и, видимо, сообразив, что сболтнула лишнее, спохватилась: – Ой, вы ж о Ксении? Да-да, так ее зовут, так.
– Вот я и хотел бы с ней поговорить. Можно это сделать?
– Дак... можно, конечно, только... – Дуня замялась.
– Что? Что-нибудь не так?
– Разговора у вас с ней не получится. Не говорит она.
– Совсем? И не слышит?
– Слышать слышит, а говорить не может. Травма у нее была.
– Двадцать два года назад?
– Да-а, – глаза Дуни невольно расширились от испуга.
– Не схоронил, значит, ее Гурьян тогда, – как бы раздумывая, произнес Лукин, не спуская глаз с Дуни.
И с удовлетворением отметил ее полную растерянность.
На него же, наоборот, нашло успокоение: теперь все встало на свои места. Конец поиска.
– Ты не пугайся меня, Дуня, – как-то сразу по-свойски перешел он на дружеский тон. – И моей формы не бойся: я ее последние дни ношу. А новость у меня для вашей Ксении самая что ни на есть желанная. Будем уповать на Господа и просить Его милости к ней.
