Антон еще не увидел, но каким-то шестым чувством догадался, что это было. И горло перехватили спазмы, лоб покрылся испариной, а противная дрожь охватила все тело, мгновенно парализовав его и так-то уже пошатнувшуюся волю. Дрожащей рукой он взял фотографию, на которой был изображен в немецкой форме.
Запираться не было смысла.
– Откуда она у вас? – просипел замогильно. Перед глазами уже маячила камера в подвале «дома Рабиновича», и заныли все зашибленные в прошлый раз части тела.
– А ты сам как думаешь?
– Без понятия. Я ведь вроде бы все уничтожил. Поверьте, меня насильно заставили. Те, кто дал ее вам, это знают.
– Те – да. И я знаю, и верю. А вот наши с тобой коллеги не знают и не поверят. Или попробуешь их убедить?
На Бузыкина было жалко смотреть. Теперь он по-собачьи преданно ловил каждое слово следователя и всем своим видом выказывал готовность ответить на любой вопрос.
– Бумаги художника здесь, где я квартирую. Я взял их с собой, потому что, и правда, хотел кому-нибудь
отдать. Только занесите в протокол, что это я сам... Можем сейчас же поехать за ними.
– Вот это разговор. Почему не отдал Остапу?
– Боялся, что сразу же уберет меня. Сами знаете...
– Это ты правильно боялся, дружище. Так бы оно и было. Он и сейчас говорит, что к убийству Полуяровского не имеет никакого отношения. Приказа-то он не издавал, а слова к делу не пришьешь. Кто их, кроме тебя, слышал? То-то и оно. Чуешь, чем пахнет?
– Чую, – содрогнулся Антон. – Теперь с живого шкуру сдерут.
– Ты очень невнимательный, друже, – усмехнулся Шклабада. – Иначе запомнил бы, что я хочу вытащить тебя из этого дерьма. Вот теперь и спроси меня, почему я так переживаю за тебя и рискую собственной башкой больше, чем твоей? Ты спроси, спроси.
– Почему? – еле слышно прошептал Бузыкин.
– Потому что как раз такой помощник мне и нужен. Долго я к тебе присматривался, но понял это только после того, как ты сплавил Семину двух григорьевцев. А потом с Боевым и убрал их. Ну-ну, не пугайся так. Просто этот должок будет за тобой. И расслабься: раз я тогда не убрал тебя, значит, можешь дышать свободно. Хоть и знаю достаточно, чтобы раздавить тебя в любой момент, делать этого не стану. Наоборот, и сейчас помогу выкрутиться, и потом, если в том будет нужда. А будешь выполнять все, что скажу, оставлю не просто жить, но и жить хорошо. Ты, как, готов жить хорошо?
– Да я вам век буду... – скользнул Бузыкин со стула на колени.
– А ну, встать! – приглушенно рявкнул Шклабада.
