Вся привычная жизнь Алеа рухнула в один миг, нужно было бежать, пытаться скрыться, но посты на границах с каждым днем усиливались из-за угрозы бунта. Наконец наступил долгожданный день: возвращение моего отца из изгнания, но, увы, счастье вновь обошло стороной. На шахте произошел обвал и под давлением все газовые запасы взорвались. Вместо людей остался только выгоревший пепел… Для мамы имелся только один выход: раз и навсегда прекратить свои страдания, но от самоубийства ее остановили слова Винслоу, сказанные в день свадьбы: «Чтобы не случилось, поклянись, что будешь бороться за право жить, что вступишь в бой с самой смертью и не проиграешь». Несчастная женщина все девять месяцев скрывалась в старых зданиях, проводила долгие недели у лесников, иногда засыпала от усталости просто на улице, под проливным ледяным дождем. Благополучно родить помогла одинокая старуха, некогда работающая уважаемым врачом в богатой клинике, но изгнанная из города за недозволительную любовную связь с высшим чиновником. Так на свет появился я…и мой брат, – на последнем слове голос Эйнджела предательски дрогнул, словно порванная, рыдающая струна: – У мамы не было совершенно ничего: ни дома, ни денег, ни близких людей, только вера в сердце и надежда, что весь этот ад когда-то кончится, и на горизонте засияет счастливая звезда. Женщина не стала выгонять молодую маму с двумя младенцами на руках, позволила остаться в своем крошечном, но теплом и уютном доме в гуще леса. Джемма заботилась о нас, почти заменяя мать, готовила полезные и целебные настойки, ночью рассказывала добрые, светлые сказки, тогда как Алеа пыталась хоть как-то прокормить свою новую семью. Мама понимала, что, рано или поздно, Совет узнает о детях, и каждое утро, выезжая в город, очень крепко обнимала нас и шептала: «Кай, Эйнджел, моя любовь безгранична, где бы я ни была: хоть в этом мире, хоть в другом». Мы, четырехлетние малыши, не понимали, почему глаза мамочки светятся такой глубокой, запредельной болью, почему по щекам струятся серебристые капли… Не понимали, что каждый рассвет может стать для нас последним… И, увы, однажды так и произошло…
В Бездне распространились слухи, что некая женщина проживает за пределами Округа, пытаясь скрыть какую-то очень важную правду от власти. На следующий день у дома стоял вооруженный отряд. Я никогда не забуду взгляд, пробивающийся сквозь железные шлемы: глаза, полные ненависти, холода, взирали на нас, словно на страшную ошибку природы. Все остальное я помню, как в тумане. Безжалостные огромные мужчины двинулись вовнутрь, крики, стоны о помощи, лужи крови… Джемме перерезали горло одним решающим роковым движением, узнав в ней давнюю акушерку и поняв, что это именно она приютила четыре года назад беременную сбежавшую женщину. Такая же участь ждала и маму, и меня, и брата. Но эти твари уготовили для нас наказание в тысячу раз страшнее, – Шон до дрожи сжал кулаки, чувствуя, как бешеный ветер воспоминаний врывается в душу: – Нам связали руки, ноги, и бросили во флаймобиль. Несколько часов мы тряслись в темном багажнике, наполненном рыданиями Кая и успокаивающими речами мамы. Я не плакал… Не знаю, почему: то ли боль от увиденного просто не могла излиться наружу, то ли не хватало сил даже на слезы. Я, маленький, невинный ребенок, все отлично понимал, а перед взором все еще стоял образ моей любимой няни, плавающей в следах пролитой жизни.
