Несмотря на выходной, в квартире никого не было.
Так они и жили в последнее время. Брат даже по субботам работал допоздна, а мать наверняка ушла на свидание с каким-нибудь незнакомым ему человеком.
Такао наскоро обтёрся полотенцем и переоделся. Всё ещё пребывая в подавленном настроении и продолжая мёрзнуть, он вышел в прихожую, открыл обувной стеллаж и присел перед ним на корточки.
Там, словно коллекция ракушек диковинной формы на полках в музее, в свете слабой лампы тускло заблестела женская обувь всевозможных расцветок. Скромные коричневые мюли[5], нарядные чёрные лодочки с открытым мысом, сапожки низкие и до колен, мало соответствующие возрасту кроссовки на платформе, горчичного цвета танкетки, тёмно-лиловые туфли на шпильках... На стеллаже стояло только то, что его мать часто надевала в это время года, а почти впятеро того больше лежало в коробках, громоздящихся в коридоре. Такао, начав с краю, принялся по очереди вынимать пару за парой, вставлять распорки, если их не было, дрожащими от холода руками смахивать щёткой пыль, по необходимости натирать кожу кремом и полировать её хлопковой тряпкой. Привычная работа понемногу успокаивала нервы. Обогреватель наконец протопил комнату, и его уже не так трясло.
Мать Такао питала страсть к туфлям, и ради неё он с детских лет взял уход за ними на себя. Пока сверстники мечтали о моделях поездов или роботов, его в младших классах очаровывала разнообразная женская обувь. Отношение к матери с тех пор сильно поменялось, но глубоко укоренившаяся привычка и сейчас помогала ему расслабиться. Сосредоточившись на обуви, он мог забыть обо всём на свете.
Поэтому он и не расслышал шаги вернувшегося домой старшего брата и очнулся, только когда тяжело лязгнула открывшаяся входная дверь.
Одетый в балмакан[6] брат с недоумением глянул на Такао сверху вниз, неприязненно буркнул: «Привет», сложил зонт и разулся. С зонта на пол посыпались снежинки. Такао отодвинулся к стене и, не поднимая глаз, промычал что-то в ответ. Прежде он бы запросто сказал: «Привет работнику! Что-то ты сегодня рано», но сейчас не мог выдавить из себя ни слова.
— Всё ещё занимаешься этой ерундой? — раздался презрительный голос, когда обувь была уже начищена и он закрывал стеллаж.
Брат сменил деловой костюм на худи[7] и, держа в руке банку пива, ледяным взглядом рассматривал стоящего в прихожей Такао. Чувствуя себя неловко, как будто его застукали в чужой квартире, он ответил:
