— Пусть бы этот Хаген — сын дверга и смертной девы, пусть бы нет у него души, как думает Карл Финнгуссон, это ничего не меняет. Ныне такие времена, что любой и всякий может быть потомком любого и всякого. Есть у меня знакомый тролль, Мольд Зануда, и я ничего плохого не могу о нём сказать, кроме того, что он выдающийся зануда. Что же до того, должен ли сын держать ответ за отца, то законы богов ничего об этом не говорят.
— Благодарю тебя, годи, и тебя, престур, вы можете присесть, пока не вцепились друг в друга, — при этих словах конунга все засмеялись, даже Карл скупо усмехнулся. Король же спросил:
— Скажи нам, Олле лагеман, что говорят законы людей в таких случаях, раз уж молчат законы богов?
— На такой случай законов нет, ибо то небывалое дело. Но в том случае, когда свободный человек вступит в близкую связь с благородной девой, он должен, если не хочет с ней жить как муж с женой, заплатить выкуп чести ей либо её родичам. Размер же выкупа…
— Всё, довольно, Олле, — прервал законоведа конунг, — я всё понял. Это дело не стоит и медяка.
Зал зашумел, ибо по словам короля вышло так, что честь ничего не стоит.
— Я всё обдумал, пока наши мудрецы ругались, как птицы на базаре, — продолжал Арнгрим, — и у меня готов приговор. Слушайте же! Пословица говорит, что, кто вспомнит былое, тому ворон вырвет глаз, но ещё говорится, что тому, кто былое вовсе позабудет, ворон вырвет оба. Я ничего не забыл, как тут кому-то кажется. Но! У меня нет к тебе ненависти, сын Альвара, — это первое. Второе — для мести выбирают лучшего человека в роду, а ты, подсудимый, вряд ли можешь считаться лучшим в роду своего отца. Кроме того, я, как ни крути, твой родной дядя, и мне горько, что мы так с тобой повстречались, и нет моего желания отвечать на том свете за… э… племяноубийство. В-третьих, за поруганную честь моей сестры Хельги мой отец Арнкель конунг славно отомстил тем, кто поручился за Альдо ван Брекке. Теперь о битвах под Шлоссендорфом и под Броквеном поют песни! Верно, Сигвальд годи? Хороша ль была месть?
— Куда уж лучше, — бросил старик угрюмо.
— А мунд за мою сестру уплачен, и тебе ведомо, Карл Финнгуссон, куда он пошёл, не так ли?
— Так, Ваше Величество, — пробормотал Карл.
— Исходя из всех этих соображений, — улыбнулся король торжествующе, — для твоей же пользы, племянник, приговариваю тебя к пожизненному изгнанию из Сторборга. Не смей приближаться к столице менее чем на три раста, а лучше на четыре, ни сушей, ни морем, ни пешком, ни верхом, никак вообще. В ином случае никто тут не даст за твою жизнь и дохлой чайки. Впрочем, лучше бы тебе вовсе покинуть Вестандир. Твоё слово, юноша!
