Челюсти Альвара разжались, трубка упала на пол.
— Откуда?..
— А ты не знал? — улыбка Хрейны из желчно-ядовитой стала тёплой и ласковой, как в те времена, когда Альвар с Исвальдом были её милыми котятами, а не бородатыми державными мужами. — Глупый, глупый сын короля… Не знаю, был ли ты хорошим отцом для Хёгни, но можешь стать неплохим отцом его брату или сестрёнке.
Помолчала и добавила:
— А то, каким отцом ты стал для Хёгни, будет видно, когда подрастут его собственные дети.
— Он же смешанных кровей, — напомнил Альвар глухо, — у него не будет детей. Как у мула.
— Всяко теперь это не наша забота, — отвернулась Хрейна.
Просёлочная дорога от Смавика до Сторборга не просохла, коня Хёгни, разумеется, не достал, и без малого три дня месил грязь сапогами. Глина из ушей лезла. На третий день стало полегче: дорога пошла в гору. Хёгни выломал палку из орешника и зашагал на гранитный кряж. Не жалел, что сделал крюк морем, а не воспользовался тайным переходом из-под Хлордабрекка.
Места были не то чтобы глухими, но рыбаки в Смавике косились на судно двергов: после известных событий подземным коротышкам тут не доверяли. Впрочем, Хёгни хранил верность советам Высокого: с местными был приветлив и вежлив, но осторожен, говорил немного и по сути: зовусь, мол, Хагеном, родом с Дальних островов, иду в Сторборг наниматься на работу, а что до того, почему прибыл с двергами, то так уж вышло.
— Как там живётся, на Дальних-то островах? — спросил хозяин двора, где Хёгни ночевал.
— Холодно и голодно, — не соврал путник, — потому и уехал.
— Оно и верно. Молодой человек должен странствовать, пока ноги ходят.
По виду бонда, однако, трудно было заключить, чтобы он в юности много путешествовал.
В столицу Хёгни добрался пополудни третьего дня. Город оправдал имя: сотни дворов тянулись по северному берегу бухточки Арнхафн, с причалами, корабельными сараями, мастерскими, складами, банями да корчмами. На утёсе виднелась громада замка. Там некогда в почёте гостил Альдо ван Брекке. Оттуда некогда бежал с позором Альвар сын Свалльвинда. Теперь там сидел на отцовском престоле молодой Арнгрим Арнкельсон, родной дядя Хёгни, который в иные времена считался бы ему более близким родичем, нежели другой дядя, Исвальд конунг. У юноши мелькнула безумная мысль проведать родственников, но вместо этого Хёгни направился сначала в баню, потом в корчму.
Там как раз собрался люд — обед, святое дело. Парень подсел за стол к степенным мужам, по виду — местным ремесленникам, завершавшим трапезу.
