— Поле боя, — говорит Хаген сам себе, сжимая в зубах стылую трубку. — Поле боли. Поле для игры в тэфли. Какая занятная не-игра… Некуда отступать. Позади — Море. Мы двинем вперёд короля. И ладью на правом краю. Под бой. Но — под защитой советника. Вот так. SkАk ok mАt.
— Знаешь, чем игра в тэфли отличается от игры престолов? — спрашивает красавчик Олаф, чародей Олаф, Олаф Падающий Молот. Ученик Видрира Синего из Золотого Совета. Совет одобрит того короля, кто устоит завтра на поле.
«— Я ненавижу твоё красивое лицо, Олаф», — хочет сказать Хаген, но говорит иное:
— Ну и чем же?
— Отсутствием правил. Люди — не фигурки из моржового зуба. Уверен, что выстоишь?
— Мы, ублюдки, народ стойкий. Сам, верно, знаешь.
И ветер. И буря. И натиск. И кровавый дождь. И ливень Эрлинга. И гневный рык Тэора. И побратимы, которые падают. Умирают. Но — держатся.
А потом — багровый туман в глазах.
Рагнарёк. Наш Рагнарёк.
И — праведный суд.
— Что ты хочешь увидеть перед смертью? — спрашивает тот, кто был Хагеном.
— Море, — спокойно говорит тот, кто остался Волчьей Пастью, пусть и без зубов.
— Ты больше не увидишь Моря. Приступай, мастер Кернах…
Крики воронов. Хравен Увесон потом весьма жалел Эрика, что странно для него.
Но Хаген ничему не удивится в разрушенном мире.
— Мы принесли в жертву целый мир, и теперь нам нет в нём места. Нет, я не останусь. Прости.
Гнев короля? Нет. Лишь печаль.
— Я люблю тебя, Асгерд Сольвейг. Ты будешь меня ждать?
— Ты вернёшься?
— Живой или мёртвый.
— Тебе открою в любом случае.
И — небывалое чудо — крошка Кэтлен на руках. И своя земля. И тын с черепами. И вороны.
И снова — ветер. Взмах весла. И брызги холодных волн.
Слёзы на щеках.
И могучая, нутряная песня кракена. Ужас глубин. Против него бессильны чары, мечи и молитвы. Против него не выстоял в своё время даже Хеннинг Вихман. И гарпун в руках кажется детской игрушкой. Но время для игр… где оно, то время? Свой гарпун ты можешь засунуть себе в зад, Хаген Альварсон, и повертеть. И, может, даже получить удовольствие.
— Ты любишь загадки, повелитель бездны?
— Удиви меня, смертное создание.
И долгий путь по заснеженным равнинам. Домой. В Залив Воронов.
…стучат по небосводу восемь копыт. Копьё вросло в десницу. Грозовые тучи на плечах. Туман в бороде. Холод. Старый, знакомый, приятный холод.
А вместо воронов — чайки.
Йолль Хёгни встречал с Тундом и жителями Гримхёрга и жил там до праздника Торри. Было весело, хотя сын Альвара, конечно, изменился. Стал сдержаннее, задумчивее, улыбку его тронула тень печали, а взгляд обрёл потаённую глубину. О том, что случилось в канун Йолля, не говорили: Хёгни не хотел, а Тунд не спрашивал.
