…
Но сегодня на постных физиономиях сестёр отпечаталось нечто новое: страх. Точнее, тень страха, его отражение, будто случилось нечто ужасное, но не с ними, а с кем-то ещё, не коснулось, а прошло мимо…
Не сразу, но Лика подобрала подходящее сравнение. Все они — и дежурные сёстры, и опекавшая её Эмилия, и пожилой санитар из скорбного корпуса, проходивший мимо флигеля и вдруг задержавшийся взглядом на её окнах; и даже профессор с молодым красивым помощником — будто бы видели во сне кошмар, каждый — свой. А теперь пытаются забыть, да не выходит.
Она так и не узнала, что её страшный сон оказался вовсе не сном.
Но день шёл наперекосяк.
Самое обидное, что не удались занятия с сестрой Эмилией. Читалось нынче плохо: Ликина голова вдруг стала, словно сито, сквозь которое, не удерживаясь, так и сыпались крупинки мыслей. Поучительные рассказы из детской книжки казались наивными и глупыми. Прочитанный из «Воспоминаний Цезаря» отрывок — ненужным. К чему ей сейчас рассуждения государя, жившего сотни лет назад, когда сегодняшний день вываливает свои собственные загадки? Попытка монахини перевести расспросы о возможном недорогом жилье на бессмысленное обсуждение погоды вызвала лёгкое раздражение. Не отсиживаться же ей в этом флигеле всю оставшуюся жизнь, как улитке в раковине, рано или поздно придётся выходить в Большой Мир, и хорошо бы узнать заранее, что там ждёт… Но проснувшееся благоразумие, а заодно и вышедшее из спячки чувство такта заставили сдержаться и не наговорить резкостей. Сестра Эмилия добра и чистосердечна, искренне старается помочь и, по всей вероятности, просто выполняет строгий наказ профессора: не перегружать бедную Ликину голову. Бережёт. Охраняет от возможных потрясений. Было бы… нехорошо показывать характер. Терпение — вот что ей нужно. Когда профессор поймёт, наконец, что Лика справляется, что её не пугает действительность — он снимет это ограничение.
После полудня сидеть в четырёх стенах стало невыносимо.
Сестра Эмилия отбыла: надо было заглянуть в детское отделение. Повздыхав, поглазев на пасмурный день за окном, Лика решилась на самостоятельный шаг: вспомнив о правилах хорошего тона, разыскала шляпку-капор, вязаную накидку, подаренную доброй монахиней… не хватало только перчаток, но тут уж ничего не поделаешь… — и тихонько выскользнула из флигеля в сад. Дежурные сёстры хлопотали над её новой соседкой, нормальной выздоравливающей, переведённой из родильной палаты: у безродной роженицы-белошвейки вдруг отыскался бывший воздыхатель, молодой аристократ, узнавший о новорожденном сыне и возжелавший принять участие в его судьбе, а потому — оплативший особый уход. Ещё вчера вечером, вслушиваясь в перешёптывание сестёр, Лика сообразила, что для неё ожидаемое соседство хоть и обещает стать беспокойным — ребёнок есть ребёнок! — зато несёт долгожданную свободу от постоянного недружелюбного присмотра. Теперь этим кумушкам будет кем заняться.
