Приведенный выше текст, будь он не связан с мистическим опытом, был бы квалифицирован, как детальное описание извращенного полового акта, но в соединении с мистическим опытом он предстает просто как экзистенциально необходимый выход за рамки обыденного. Надо заметить, что восточная церковь порой бросает западной церкви прямые упреки в неком сакральном промискуитете, в связи с подобными детальными описаниями необычного полового акта с божеством, проходящего через все стадии сексуального возбуждения и завершающегося интенсивным и ярким оргазмом. При этом как-то упускается из виду, что непосредственный эротизм пропагандировался отцами восточной церкви даже раньше, чем эта традиция проникла в западную церковь.
«Назовем ли мы Эрос божественным, либо ангельским, либо умственным, либо душевным, либо физическим, давайте представим Его себе как некую соединяющую и связывающую Силу, подвигающую высших заботиться о низших, равных общаться друг с другом, а до предела опустившихся вниз обращаться к лучшим, пребывающим выше.» (священномученик Дионисий Ареопагит).
В этом отрывке Дионисий (в западной церковной литературе из-за сложности идентификации фигурирующий иногда как Псевдо-Дионисий) явным образом призывает к непосредственной эротической практике в процессе богопознания. Именно такая, непосредственная практика признается им в качестве основополагающей.
Впрочем, отвлечемся от взаимных обвинений в профанации, которыми две церкви обмениваются на протяжении 1000 лет, и вернемся к картине маэстро Кельвина.
Как было показано выше, обвинения в оскорблении религиозных чувств и символов, совершенно беспочвенны. Художник показал именно те формы религиозных чувств, которые содержатся в первоисточниках, и считать это оскорблением также нелепо, как возмущаться фаллической формой церковных куполов.
Разумеется, можно было бы при желании усмотреть в описанной сцене элементы древних магических культов и мифологий (как, впрочем, можно обнаружить их и в христианской теологии, и в христианской ритуалистике).
Так, окрашивание неодушевленных предметов кровью (как в данном случае происходит со снежной бабой и сухим деревом) есть ни что иное, как сакральная анимация, магический обряд, восходящий к эпохе палеолита. К слову сказать, сама фигура снежной бабы в фильме имеет определенные черты сходства с т. н. «палеолитическими Венерами» (древнейшими культовыми статуэтками, обнаруживаемыми на стоянках первобытного человека начиная с 50 тыс. до н. э.). Считается, что эти статуэтки символизировали универсальное женское начало — порождающее начало вселенной, преемственность жизни и непрерывность извечного жизненного цикла.
