Из приведенных фрагментов следует, что вторая (казалось бы, наиболее сведущая в искусстве) группа зрителей, также восприняла ряд философско-художественных идей фильма, просто как некий рекламный эпатаж, а не как серьезную, продуманную и целостную позицию маэстро Кельвина, как художника и философа.
Ниже мы попытаемся рассмотреть наиболее спорные идеи и сюжетные элементы фильма с четвертой позиции — с холодной, незаинтересованной и равно отстраненной от любых религиозно-идеологических парадигм позиции журналиста-аналитика.
Начнем с исторических прототипов героев — Марии Египетской и Франциска Ассизского (повествование о которых составляет сюжетное ядро фильма).
Преподобная (в православной традиции) Мария Египетская (443 — 521 г.). В возрасте 12 лет ушла из дома и отправилась в Александрию, где до 29 лет практиковала беспорядочную половую жизнь, причем не в порядке проституции, а исключительно из удовольствия. Затем признав свой образ жизни греховным, Мария удалилась в пустыню, где провела 49 лет, причем большую часть этого времени — совершенно обнаженной. Первые 17 лет в пустыне она боролась с множеством сексуальных «соблазнов». Как говорится в церковном жизнеописании «страстный огнь разгорался внутри моего сердца, и всю опалял меня, возбуждая похоть».
Святой (в католической традиции) Франциск Ассизский (1182–1226 г.). В юности он имел устойчивую репутацию гуляки, вел беспорядочную половую жизнь и не пропускал ни одной красивой женщины. Участвовал в войне между Ассизи и Перуджа. В возрасте 24 лет внезапно стал аскетом и проповедником аскетизма. В церковном жизнеописании особо отмечается борьба Франциска против «похоти», которую он одолевал, обнаженным бросаясь на колючий куст, бичуя себя, изготавливая снежных баб, окрашивая своей кровью, представляя их своими женами и сожительницами, а затем растапливая эти снежные скульптуры у очага.
Из сказанного выше можно заключить, что тема ярких эротических видений в жизни героев присутствовала и, таким образом, ее включение в сюжетную линию фильма оправдано даже исторически (и даже если использовать только священную историю, одобренную ортодоксальной церковью).
Другой вопрос: мотивировано ли объединение Марии Египетской и Франциска Ассизского в рамках одной художественной концепции, причем такой концепции, доминантой которой является яркий эротизм, развернутый к зрителю своей оргастической проекцией?
Здесь мы неожиданно находим положительный ответ в церковной литературе.
