— Тома… это Тамара? — засомневалась царисса Дарья.
— Да, — кивнула Тома. — Но лучше просто Тома.
— Ангелы Тамара и… — вновь царисса остановилась в нерешительности. — Чапа — разве имя?
Я признал:
— Прозвище.
— А имя?
— Вася.
Она принялась излагать дальше:
— Ангелы Тамара и Василиса до нового распоряжения становятся воспитанницами школы. Прошу приветствовать новых воспитанниц, единственных в своем роде!
Из-за шума ободряющих выкриков никто не услышал моего возмущения. Какая, к черту, воспитанница Василиса?!..
От жуткого толчка локтя в ребро язык у меня едва не превратился в отдельный орган. Взвыв, я накинулся на Тому:
— Ты чего?!
— Не рыпайся. Еще не понял? — злой змеей прошипела Тома. — Ангелы — не дети. Ангелы — женщины.
Совсем в другом свете пролетело одно за другим недавнее, и паззлы сложились в картинку.
Гордею наша четверка представилась как «два и два». Не мы, он сам настоял на этой формулировке. В его представлении — два парня и две девочки, так увиделось со стороны. Еще бы, на первый взгляд не отличишь: волосы у меня длинные, лицо чистое — усы с бородой проклюнутся нескоро. Сложение тщедушное, нескладное, у худеньких девочек моего возраста часто бывает. Голос все еще высокий, кадык, что вырастает со сломом голоса, ждет своего часа. Даже представляя себя как «он», для других я был ангелом, что тоже мужского рода. Мы же говорим: диктор Екатерина. К тому же, в прошедшем времени, насколько помню, я себе не рассказывал, все мои фразы были в настоящем времени, пол говорившего оно не передает.
— Все свободны. — Царисса Дарья начала разворачиваться, чтобы уйти, но… — Тома и Чапа, а вас я попрошу…
…остаться, вспыхнуло в голове голосом артиста Броневого навеянное киноклассикой.
— …зайти через минуту, — закончила царисса, чуть помедлив.
Несколько шагов — и она скрылась в примыкавшей к забору анфиладе, где в противоположной от ученических комнат стороне располагались ее гостевые покои.
Убедившись в уходе смотрительницы, дядя Люсик выпрямился до стойки караульного у Кремлевской стены, сделал морду кирпичом и… щелкнул вслед цариссе воображаемыми каблуками на своем сыромятном подобии сапог. Глаза его смеялись.
Ничего не понимаю. Словно происходящее напомнило ему тот же фильм, и распорядитель спародировал часового у дверей рейхсканцелярии. Если так, то… совсем ничего не понимаю.
Но как-нибудь докопаюсь. Когда разберусь, чем грозит подобное любопытство. Пока же не оставляло ощущение, что вот-вот из дверей выскочат друзья, родители и члены съемочной группы, и на все поле прозвучит столь желанное:
