Потом Мариус поднялся по ступеням и решительно подергал шнур звонка. Несколько минут ничего не происходило, затем высокие, украшенные деревянными завитками двери распахнулись.
— Ниат Эльдор, — дворецкий здесь был отлично вышколен, а потому ничем не выдал удивления, — ниат Фредерик у себя. Сейчас доложу. Проходите.
Мариус шагнул через порог, и оказался в привычной и приятной обстановке. Коричневый паркет под ногами, стены в шелковых обоях с золотым тиснением, портреты многочисленной родни Фредерика. Он прошелся туда-сюда, с удовольствием вслушиваясь в легкий скрип дерева под ногами. В этом доме всегда было чисто, уютно и приятно. Сюда вообще приятно было заходить в гости.
— А. Мариус. Дружище, — со стороны лестницы раздался вопль хозяина дома, — крагхи тебя дери, а я-то думал, что ты уже и не появишься в Эрифрее. Засел в роутонском болоте — и все, с концами.
Фредерик Артемис Лайр спускался, скользя пальцами по полированному перилу, а долгополый халат, небрежно наброшенный, волочился по ступеням, словно королевский шлейф. Светлые волосы рассыпались по плечам, глаза блестят, на тонких губах искренняя улыбка. И тут Мариус поймал себя на том, что не знает, что сказать другу. Мол, пусти меня пожить к себе? Не могу у себя, потому что там двуликая, которую я купил? Глупо как-то звучит, несолидно.
— Я тут подумал, — нерешительно начал он, — приютишь меня на несколько дней?
— Хоть на месяц, — аристократическое лицо Фредерика словно осветилось изнутри, — хоть на год. Будет кому мне книги на стол таскать из архива.
А потом, уже спустившись, тихо спросил:
— Случилось чего?
Мариус только рукой махнул.
— Потом расскажу.
— Фьер Гассет, прикажите ужин подавать, — Фредерик поискал глазами дворецкого, — давайте, давайте, пусть там пошевеливаются на кухне. Я еще не ужинал, да и мой друг… ты ведь не ужинал, а?
— Не ужинал, — сказал Мариус.
И позволил тащить себя в гостиную, туда, где нежно-голубые обои в мелкий цветочек, ореховая мебель и образцы старинных гобеленов, в ткань которых еще была вплетена магия. До последней войны, до того, как мир разделила Пелена.
* * *
После третьего бокала арвейгерского десятилетней выдержки он рассказал. Фредерик, с удовольствием глядя сквозь полный бокал на сосуд с лайтерами, лишь улыбнулся.
— И это все?
Мариус даже почувствовал легкую зависть. Ему-то хорошо. Сидит себе, заведует Эрифрейским архивом, никаких двуликих девок, никаких чужих детей, состояние такое, что вообще непонятно, как оказался в Надзоре. Вернее, понятно. Отец пристроил. Место архивариуса — теплое, хлебное и совершенно безопасное.
