– Так вот, мой маленький, – Лиса пригладила рыжие сынишкины вихры, – запомни: кровь наша не вода, а тело не ветер, слёзы не огонь. Перепутать – что беду наслать или распалить вражду.
– Что же тогда мы, мама?
Как же быстро он растёт!
– Мы то, что останется – это ясно. Что будет помниться ещё долго и звучать. Мы – это наш след. Не оставишь следа – тоже неплохо, тогда при уходе ты напитаешь силою всё вокруг, накормишь землю и воду, огонь и ветер. Они распорядятся твоими дарами, они умеют. Но лучше, если ты оставишь след.
– Почему?
– Тогда ты сможешь здесь быть, сколько пожелаешь, милый сын. Любоваться закатом, играть волною, бежать наперегонки с табунами или пускать зарницы по ручьям солнечными корабликами. Всё, что захочешь, что нравилось когда-то, мир возвратит тебе – это обмен. Оставившие след не умирают. Только не перепутай: кровь наша – не вода.
Она обняла его и закачала.
– А твой отец, уверена, теперь живёт в Ветре! Если честно, человеком ему жилось тесновато, – мама зажмурилась и улыбнулась. – Он нашёл себе землю по силе своей и носится там, поднимая ураганы, поёт в скалах или колышет волнами бесконечное море ароматной ковыли. Я знаю это: стоит засмеяться, он тут же появляется и слышится всюду, правда! Запомни эти мои слова и всегда вслушивайся, ладно?
***
Мама ушла, забрав младшего, в ночь дождливым августом. Выбрала тёмное сырое время, чтобы занести следы не составило труда. Старший сын как раз оставался в доме своей бабушки – та обещала ему показать ярмарку и купить гостинцев. Он был падок на людские праздники, любил в отличие от младшего их шум и суету, охотно ел сладости и брал в подарки громкие игрушки.
– Вот и хорошо, – произнесла Лиса перед его уходом, – вот и хорошо.
Поцеловала Старшего в лоб, обняла крепко-крепко, ещё минуту-две дышала в макушку, запоминая запах, а потом дала разрешение остаться у бабушки с ночевой и отпустила. Смотрела вслед, как он скачет по просёлочной улице, потом – как стучится в двери, вот его впускают и запирают за ним ворота. Щёлк-щёлк.
– Вот и хорошо.
Всю ночь они шли под дождём к Тёмному озеру в глубине чащи, к родному дому, а как добрались, стали рыскать по лесным холмам в поисках, да не нашли и примет: родня сгинула куда-то, не осталось ни следов, ни меток. Тогда Лиса подняла лицо к небу, к рассветающему небосклону и завыла протяжно и горько.
Она продвинулась ещё дальше в лес, унося Маленького, бежала, дни и недели выставляя преградой погоне, и остановилась, лишь когда почувствовала безопасность. Обосновались в самой глуши на других, похожих на родные, лесных холмах. Вырыли нору, обустроились. Настоящими и вольными встретили первый снег и заморозки.
