Это звучит почти как клятва, как приказ. И не поверить этой клятве, не подчиниться этому приказу невозможно. У меня не хватит для этого сил.
Я уже сдалась. Полностью подчинилась…
— Марк…
— Сладкая, маленькая зануда, — удовлетворенно выдыхает он и снова накрывает мои губы, а его пальцы спускаются все ниже. По груди, ребрам, животу. Еще ниже.
Он находит сосредоточение моего желания и сжимает его, надавливает, что-то вычерчивает. Очередное проклятье. Ставит очередное клеймо. И губы, оторвавшись от моих, следуют за рукой, проделывают тот же путь.
Вдоль шеи, к ключице, ко впадинке, к груди. Когда зубы захватывают сосок, я всхлипываю и зарываюсь руками в волосы. Меня почти подбрасывает на кровати, потому что одновременно с этим, его пальцы усиливают напор.
Это больше не ласка, это снова наказание.
Сладкое-сладкое наказание…
Маркус не обращает внимания на мои стоны и всхлипы, он спускается еще ниже, а через миг место пальцев заменяют губы, язык скользит внутрь меня. Снова, снова и снова.
Это…
Это почти больно.
И я мечусь под ним, кричу, всхлипываю и закусываю губы, больше не управляя, не контролируя свое тело, не понимая и не желая осознавать, что происходит и с кем.
Я только шире развожу ноги, сгибаю их в коленях и начинаю подаваться навстречу губам, языку и пальцам.
В воздухе пахнет желанием, сексом и потом. Шуршат подо мной простыни, влажные звуки его поцелуев и мои хриплые, надрывные стоны.
Маркус Джефферсон безжалостен и беспощаден, очень жесток. Потому что не дает мне двигаться, потому что удерживает меня на кровати, прижав ладонью к матрасу, потому что то замедляется, то ускоряется…
И вдруг сжимает зубами клитор.
И я взрываюсь. Как реактор, как сверхновая, выгибаюсь почти невозможно, гул и грохот в голове, кровь на языке из-за прокушенной губы…
И мой крик рвет барабанные перепонки, это утро и… Мой сон…
Всего лишь сон…
Я подскочила на кровати: мокрая, все еще возбужденная и разочарованная.
Черт!
Черт бы тебя подрал, Маркус Джефферсон!
Со стоном упала назад на подушку, тело все еще подрагивало, белье промокло, футболка сбилась и задралась выше груди. Дыхание действительно как после секса.
Дилан, мать его, и его разговоры на ночь глядя про Джефферсона и чертову сублимацию… Вот же ж мозгоправ!..
Я зарычала от злости и бессилия, жахнула кулаком по кровати и слизала с губы кровь.
Вон. Вон из моей головы.
В комнате было душно и жарко, солнце едва-едва заглядывало в окна, с улицы не доносилось почти никаких звуков: ни голосов, ни детских криков, ни рычания мотора или шума газонокосилки.
