Джефферсон изменился не только внутри. Волосы стали чуть длиннее, он отпустил аккуратную бороду, скорее даже не бороду, а щетину. Ему шло. Придавало серьезности.
Пока я собиралась, он ждал на улице возле машины, хмурился, поглядывая на облака, поглядывал на часы.
А говорил, что не торопимся.
Я вышла через пять минут, пристегнулась и, дождавшись, пока мы тронемся с места, все-таки высказала мысль, которая вертелась у меня на языке:
— Ты изменился, Марк, — я просто не смогла удержаться, впрочем, как и не могла сейчас удержаться от того, чтобы не разглядывать его. — Ты стал…
— Ну же, зануда, так сражена, что не можешь подобрать слова?
— Знаешь, — покачала головой и провела ладонью перед лицом Марка, — забудь о том, что я только что сказала.
Мужчина усмехнулся, сворачивая на главную дорогу в поселении.
— Ты тоже изменилась, Эм, — вдруг повернул он ко мне голову. — Как и твой запах. Что с ним не так?
Карие глаза почти сковали по рукам и ногам, не давали вздохнуть. Он смотрел так, будто искал ответ совсем на другой вопрос. Но я не понимала, на какой именно.
— Не понимаю о чем ты, — пожала плечами. — И за дорогой следи, пожалуйста.
— Как скажешь, зануда, — явно с неохотой отвернулся Джефферсон, а я уставилась в окно.
И… И заметила одну любопытную деталь.
В стае появилось много незнакомых… незнакомых молодых волчиц…
Что ж… Стоило ожидать. Макклин, в конце концов, в паре, и самый перспективный оборотень округи сейчас здесь.
Молодой, сильный, красивый.
Я не сомневалась в том, что из Марка получился хороший альфа. Пожалуй, лучше, чем был его отец.
И охота на этого молодого и перспективного явно велась вовсю и без правил. Забавно даже, никогда бы не подумала, что стану свидетельницей чего-то подобного.
А через сорок минут машина остановилась на окраине города, возле одного из домов, я отстегнула ремень, но помедлила, прежде чем выходить.
— Почему здесь? Почему не…
Маркус стиснул челюсти так, что заходили желваки, и сжал руль, выдохнул почти зло.
— Арт не хочет, чтобы кто-то из стаи знал, боится навредить. А в лесу ему… становится хуже. Совсем плохо.
Он резко открыл дверцу и вышел, спрятав от меня выражение своего лица. Но мне не надо было смотреть, чтобы понять, что он чувствует.
Беспомощность.
А беспомощность Джефферсон не любил даже больше, чем меня.
Я вздохнула и вышла следом, подхватив с заднего сидения сумку.
Как волку может быть плохо в лесу?
Ладно, Колдер, давай-ка посмотрим, что с тобой не так.
