Гарсиласо не знал, насколько сносно звучит его вольпефоррский, но у него было ещё полгода, чтобы довести владение языком до совершенства. Жену для младшего брата тоже выбирал Райнеро. Вольпефо́ррская принцесса Бья́джа Джуди́ччи приветливо смотрела со своего портрета, оставшегося в королевском дворце в столице. Когда Гарсиласо смотрел в ответ, то глупо улыбался. Она была красива. Невероятно красива. Правда, на собственном «сватовском» портрете Гарсиласо тоже получился красивым, даже старше на несколько лет, но почему-то верилось, что в случае Бьяджи Джудиччи художнику не пришлось лукавить. Весной принцу исполнится двенадцать, весной он впервые встретится со своей женой, которой уже исполнилось восемнадцать. Раньше Гарсиласо нравилось думать, что они могли бы вместе читать, гулять по патио, он и его такая красивая жена, а Райнеро бы завидовал. Сейчас за свою глупость приходилось краснеть. Если девушка не вскрикнет от ужаса при виде его косых глаз, а потом не сбежит от мальчика-мужа после первого же совместного дня, это можно будет считать победой.
Из волнений о пока ещё далёкой весне Гарсиласо выдернул женский возглас. Он почти подскочил на скамейке, захлопнул томик сонетов, будто читал запрещённую церковью книгу. Розамунда Морено гневно отчитывала кого-то в кабинете отца, этот высокий прохладный голос не спутать ни с каким другим.
— … на грани смертельной глупости! Вы слишком мягкосердечны, герцог.
Гарсиласо отложил книгу. Что ж, сегодня он так долго молил Пречистую Деву об отпущении грехов, что этот грешок она ему точно простит. Принц придвинул скамейку к стене, забрался на неё с ногами и припал к отделанному медным ободком глазку. Металл холодил веко, сквозь чуть помутневшее стекло проступили фигуры трёх людей в чёрных траурных одеяниях. Их обступал серый монолит комнатных стен, угрюмость которого ни скрасила ни мебель красного дерева, ни тапестри, ни королевский герб над креслом короля Франциско.
— Сеньора, общение с вами исцеляет этот мой недуг, — от баритона Донмигеля равно сходили с ума и придворные дамы госпожи Дианы, и кухарки, а нахождение по правую руку короля делало его первым человеком в королевстве. — Сами видите, доказательств у нас нет и взять их неоткуда, Котронэ упёрся, и ничто не заставит его запеть по-другому. Ну, не пытать же его.
— Довольно! — Франциско Рекенья, король Эскарлоты и Апаресиды, восседал в кресле, широко расставив толстые ноги, сжав сардельками пальцев подлокотники в форме вороньих голов, выставив вперёд голову с жёсткой чернющей гривой. При его виде Гарсиласо вспоминал хроники о вожде полудиких племён, объединившем те в Эскарлотское королевство. Вождь с аппетитом вгрызался в сырое, ещё дымящееся сердце, и сбрасывал врагов в яму со змеями. — Что доносят отряды, Мигель?
