— Да? А девица Безалу тоже хотела, чтобы её похитили и изнасиловали? А твоя названная сестра? И она хотела, чтобы ты убил её мужа и пытался овладеть ею? И принцессы Джудиччи мечтали, чтобы ты обесчестил их? И я не говорю о Сезаре! Он мне как сын, и я точно знаю, что ты сделал с его репутацией!
Рамиро вдруг возник прямо перед ящиком-кроватью, одетый в штаны и сорочку. Райнеро сощурился, за окном уже серел рассвет. Досада пополам со злостью хлынула наружу.
— Да не трогал я Безалу! — Райнеро сел в кровати, метнул в Куэрво подушку, тот ловко поймал. Сволочь! — Да, похитил, но пальцем не трогал, она сама полезла! И Жуана! Меня оскорбили, не позвав на её свадьбу, и я не виноват, что ее муж так плохо дерётся на шпагах!
— Ты осаждал их замок, а потом убил его и насадил на кол! — Подушка угодила прямо Райнеро в лицо.
Бастард вскочил, отчаянно жалея, что между ним и шпагой у изголовья высится блаженный при жизни Куэрво.
— И сделал бы это снова! И… Сезар!!! До каких пор!!! Слушай меня внимательно. Я. Люблю. Только. Женщин!!! — Райнеро топнул так, что босую пятку пронзило болью. Это он зря. Ногти тоже впились в ладони с излишней силой, кожу засаднило.
— Женщин и «Сезарину», уши бы мои об этом паскудстве не слышали!
Райнеро взвыл, крутанулся на месте. Он с трудом сдерживался, чтобы не броситься на поганца с кулаками. Что-то держало. Что? Проклятое спасение тонущего в Ульк увальня!
— Ах, Сезарину? — Райнеро сам еле себя расслышал, но Рамиро, казалось, ловил каждое его слово и не отводил взгляда. — Сезар, могу тебя заверить, всегда предпочитал и предпочёл женщину! А мне он друг, друг, каким ты был для Франциско! Хотя, о чём это я, так оскорбить Сезара, ведь худшего друга, чем ты, ещё поискать…
Худший из друзей молчал. Его лицо изменилось, снова стало каким-то серым, тусклым… Виноватым. Друг, маршал, он спал с женой короля, он позволил зародиться бастарду и осмеливался двадцать лет преданно смотреть в глаза другу-рогоносцу. осмеливался быть рядом со своим бастардом.
— Что до принцесс Джудиччи… Тебе ли винить меня, отец? — Райнеро шагнул к Рамиро, усмехнулся. Как долго сиятельный герцог сможет терпеть такие насмешки над собой? — У нас это семейное, любить чужих будущих королев, скажешь, нет?
— Ты не мог сдержал своей похоти, а я любил её, — прохрипел Куэрво не своим голосом. Лицо напряжено, в предрассветных сумерках видно, как блестят глаза, как пульсирует у виска вена. От воцарившейся тишины зазвенело в ушах.
